Книга Грех - Патрисия дель Рока

Но интуиция подсказывает, что он может любить только так. Насилуя, жестоко, до боли и крови, до синяков и царапин. Наслаждаясь криками, мольбами и слезами жертвы. Только так – и никак иначе!

Закончив свое грязное дело, он отошел, насмешливо рассматривая поверженное ниц тело, почти превращенное в грязную тряпку.

Рите часто снится этот взгляд.

– И что мне с тобой теперь делать? Может, убить? У меня в кармане нож. Ношу на всякий случай, знаешь ли. Но, пожалуй, я оставлю тебе жизнь. Мне нравится думать, что ты до конца своих дней будешь видеть меня в своих кошмарных снах!

Мужчина хмыкает и уходит, медленно, вразвалочку, словно после обычной прогулки.

«Газовый баллончик! У меня где-то он был!» – бьется в голове настойчивая мысль, которая пересиливает боль и стыд. И почему она оставила сумку возле забора?

Мозг радостно ухватывается за цель, лишь бы не вспоминать, не переживать заново весь этот кошмар. Она ползет к своей сумочке и начинает лихорадочно в ней рыться.

Она слышит шаги – ОН возвращается! Наверное, все-таки решил, что безопаснее – убить. Нет, потому что ему НРАВИТСЯ убивать. Особенно, когда перед ним – беззащитная жертва.

Она рыдает, вытряхивая все содержимое сумочки на траву. Наконец, в дрожащих руках оказывается баллончик. Так сложно вспомнить, как он работает, повернуть его в нужную сторону, положить палец на специальный выступ-кнопочку.

И девушке удается обезвредить противника, и, пока он, ругаясь, протирает глаза, побежать изо всех сил, теряя вьетнамки, задыхаясь от сильного бега, почти теряя сознание.

И вот уже она – совершенно голая и грязная, в крови, грязи и сперме – посреди гостиной. Мама устроила званный ужин, пригласив к столу самых почетных гостей, старых друзей дома. К своему ужасу, словно сквозь пелену тумана, Рита Свои видит, что за столом, кроме отца и матери, сидит подруга матери, уже немолодая Мишель Браун и… Антуан де Вилл, уже немолодой, с седеющими длинными волосами, мужчина, который уже много лет был другом-покровителем их семьи. Она всегда немного робела в его присутствии: как же, директор частной школы для «избранных», куда берут лишь детей очень состоятельных англичан.

У всех шок. Из опрокинутых бокалов плавно вытекает вино… как темно-красная кровь. Ее мать – стройная шатенка – страшно бледнеет и близка к обмороку. У отца появляется совершенно страдальческое выражение, глаза наполняются ужасом, недоумением и болью. Мишель вытаращила глаза, застыв с поднятой кверху вилкой, на которой нанизан кусок мяса.

Антуан сориентировался первым. Резво вскочил с места и кинулся к шторе, сорвал ее с окна и бросился к Рите, обернув вокруг нее тяжелую атласную ткань. Ее трясет от новых рыданий, унижения и стыда.

В какой-то момент приходит в голову мысль, что лучше б ее убил тот страшный незнакомец.

– Тише, девочка, тише! – мужчина осторожно гладит ее по волосам. И ей почему-то не противно, хотя ее снова касается мужчина. Она приникает к нему всем телом, дрожа словно от озноба.

Мужчина не отстраняется, хотя ему, наверное, очень неловко, так как ее грудь выпирает из ткани, рвется наружу, вжимается в его худую грудную клетку.

Она снова плачет, уткнувшись лицом в его плечо.

– Мишель, ее нужно вымыть. А потом съезди к мадам Жастине – моему личному врачу. Думаю, в больницу обращаться не стоит, не так ли, Ролан? – обращается он к ее отцу.

– О, Боже, что случилось? Что сделали с моей доченькой?! – рыдает ее мать-красавица, бывшая ученица де Вилла.

Рита еще сильнее вжимается в теплое, такое уютное тело уже немолодого человека. Рита почему-то чувствует себя в безопасности. Ей тепло и спокойно, словно в коконе из теплых одеял.

– Не кричи, Мэри! – глухим, сорванным голосом командует отец. – Не усугубляй ситуацию. Но я хочу знать, КТО это сделал!!! А все из-за твоего нездорового любопытства, Рита! Вечно ты лезешь во всякие опасные места!

– Перестань говорить глупости, Ролан! – голос Антуана звучит неожиданно сурово и непреклонно. – Не надо внушать ей чувство вины! Ей и так изрядно досталось, – в его голосе звучит жалость и боль. Он крепче прижимает ее к себе, тихонечко поглаживая по волосам и спине. – Все прошло, детка, все уже прошло!

… Следующие несколько часов стали адом. Мишель с мадам Жастиной кудахтают над ней, как наседки над раненым цыпленком. Ее бережно отмывают в душе, затем смазывают какими-то мазями, заставляют выпить какую-то гадость. Ей становится лучше, но только телесно. И совсем плохо – душевно.

Глава 2

Аристократы и журналистка – секс или интервью?

Сон. Это был еще один кошмар. Прошлое никак не желало ее отпускать из своей паутины. Рита Свои, довольно известная репортерша, очаровательный корреспондент довольно гламурного журнала «Женские штучки», встала с кровати и, шатаясь, отправилась на кухню. Отточенными движениями, отрепетированными годами – не одного лишнего жеста, – приготовила себе успокаивающий чай. Села на удобный стул и уставилась в окно, превращенное ночью в зеркало. Мягкий свет светящегося шара, прикрепленного на потолке, подчеркивал тонкие черты красивого лица и длинные ноги. Ночная рубашка мягко струилась вдоль стройного тела.

Женщина обхватила изящными, тонкими пальцами с длинными ногтями, выкрашенными в алый цвет, чашку тонкого фарфора и немного отпила, пытаясь отогнать ночные кошмары. Она поправила несколько пышных прядей, спускающихся на лицо.

Пытаясь забыть, сосредоточиться на том, что она имела. На своей славе, пусть и скандальной, красивой внешности – ей всего двадцать четыре года, самый расцвет, уютном особняке на окраине Лондона, значительном счете в банке.

Но… слишком многое надо было забыть. И то, чего она добилась, не могло перекрыть всех ужасов, которые она пережила.

Воспоминания снова накатили. Как волны, разрушающие города. Она не могла бороться с призраками прошлого.

И женщина смаковала их вместе с глотками чуть терпковатого, горького чая.

… В больничном крыле частной школы «Дауэртс» тихо, ведь сейчас каникулы.

«И никто никогда не узнает о моем позоре!» – пытается хоть как-то утешить себя девушка. Ее раздражали оханья и аханья мадам Жастины и Мишель Браун. Женщины вели себя так, словно ее жизнь окончена. Будто она уже никогда не сможет стать прежней.

По ее просьбе никто не сообщил в полицию о случившемся. Она не хотела, чтобы кто-нибудь смаковал ее боль. К тому же… они все равно бы не смогли ей помочь. Ей не хотелось проходить через унижения допросов, а, тем более, суда. Чтобы ее фотография появилась в газете?!! И оборвала ее карьеру навсегда? Она всегда мечтала стать известной, скандальной журналисткой, как ее мама, Мэри Вэллоу, в свое время работающая на телеканале «Мэджик Фэрроу». Довольно давно, еще до ее рождения и даже зачатия, Рита это знала, мама была очень известным скандальным репортером. И ее очень даже ценили на телеканале.