Книга Самое время для новой жизни - Джонатан Троппер

– Твою мать, – Джек внимательно и с крайним неодобрением оглядел свой кулак, как будто тот самовольно разбил метрдотелю нос. – Я думал, конечно, что не стоит приходить в таком виде, но уж очень хотелось поздравить Линдси.

– И тебе это удалось, чувак, – заметил Чак.

– Дьявол, голова раскалывается, – Джек откинулся в кресле и потер виски.

Вдруг Чак подался вперед и двумя пальцами зажал Джеку нос. Джек резко выпрямился от боли и оттолкнул руку Чака:

– Совсем сдурел?!

– Я предполагал, что будет больно, – сказал Чак не без удовлетворения.

– Кокаин? – спросил я.

– Наверняка, старичок, – ответил Чак. – От кокаина носовые ходы становятся очень чувствительным.

– А не героин?

– Может быть, – согласился Чак. – Но ведет он себя скорее как кокаинщик.

– Черт возьми, Джек, – меня вдруг такая тоска взяла. – Кокс?

Тут пришел управляющий в сопровождении двух рослых парней с кухни, чтобы выкинуть нас из ресторана, и избавил Джека от необходимости отвечать.

Тогда-то мы и подумали впервые: а Джек, похоже, в серьезной беде.

Нам, конечно, и раньше приходило в голову, что Джек, может быть, не только пьет и курит, но знаменитости частенько ведут себя не лучше распоследних наркоманов, поди тут разберись. То и дело слышишь: такая-то голливудская звезда разнесла номер в “Плазе”. Или: такой-то был застигнут папарацци на пороге ночного клуба “Вайпер рум” в полубессознательном состоянии, к тому же немытый-небритый. Не будешь ведь бить тревогу каждый раз, когда кинозвезда позволит себе чуть-чуть распоясаться, а то в наркологической клинике Бетти Форд придется устанавливать вращающиеся двери для лучшей пропускной способности. Однако задним числом я припомнил, что в последние месяцы Джек и правда как-то замкнулся, по телефону отвечал торопливо, нервно, будто на другой линии его ожидал международный разговор или он только что выскочил из душа. Казался рассеянным и возбужденным, в общем, нашего Джека прямо подменили. Но у актера с миллионными гонорарами жизнь не бывает безоблачной.

Стервятники из бульварной прессы давно кружили над Джеком, искали (читай: жаждали) любых признаков разложения, но мы – друзья – считали, что обязаны игнорировать распускаемые ими слухи. Да и не хочется думать, что СМИ знают о твоем друге больше тебя самого.

Джек ведь вовсе не собирался сниматься в кино – вот ирония судьбы. Слава пришла к нему так же нечаянно и легко, как приходило и все остальное. Помнится, в студенческие времена он мог, возвращаясь с вечерней работы, небритый, со слипшимися и присохшими ко лбу волосами, в замызганной, насквозь пропотевшей толстовке с эмблемой Нью-Йоркского университета, совершенно случайно забрести на вечеринку и через час уходил с кем-то из девиц, которые буквально карабкались друг на друга, чтобы предоставить себя в его распоряжение. Он ничего такого не планировал, он вообще ничего никогда не планировал. С Джеком все происходило само собой. Задумайся он об этом хоть раз, решил бы, наверное, что и у всех оно так. Но Джек не задумывался. Хотелось иногда обидеться на него или даже слегка возненавидеть, но невозможно завидовать тому, кто и не осознает, как щедро одарила его природа. Он ведать не ведал о собственных чарах и тем очаровывал еще сильнее.

В последний год перед выпуском Джек подрабатывал по вечерам официантом в кафе “Вайолет”. По условиям университетской стипендии Джек мог работать двадцать часов в неделю. Однажды, подавая кофе со льдом, он разговорился с каким-то парнем, успешно делавшим карьеру на одной из крупнейших киностудий. Парень знал нужного человека, а тот знал другого нужного человека, и уже через несколько недель Джека вызвали на кинопробу. Остальное было лишь вопросом времени. Сразу после Дня благодарения Джек получил карточку члена Гильдии киноактеров и роль без слов в боевике с Харрисоном Фордом. По ходу съемок сценарий слегка переписали, теперь Джек должен был произнести целых три реплики, в ходе двенадцатисекундной перестрелки уложить громилу-китайца, а потом сам схлопотать пулю. Три недели Джек провел на съемках в Лос-Анджелесе и вернулся разочарованный, что так и не увидел Харрисона Форда. “Его вообще там не было, – сокрушался Джек. – Он уже над другим фильмом работает”.

Через некоторое время тот фильм с Фордом вышел на экраны, его посмотрел агент с “Мирамакса”, который как раз подыскивал актеров для малобюджетного боевичка под названием “Голубой ангел”; агенту понравилось, как Джек держит бутафорскую пушку. Джека пригласили на главную роль с оплатой по ставке, и наш друг улетел в Голливуд. “Голубой ангел” неожиданно стал очень популярным, и Джека провозгласили новым королем голливудских боевиков. Мы не особенно удивились, когда он даже не приехал на вручение дипломов.

Однажды я спросил Джека, чем он собирался заниматься до того, как в нем открыли великого актера.

– То есть? – не понял Джек.

– Ты ведь по социологии специализировался, а диплом социолога – все равно что диплом безработного, – пояснил я. – Что ты после колледжа собирался делать?

Джек наморщил лоб, явно озадаченный вопросом.

– Ну не знаю, – он запустил пятерню в свою великолепную шевелюру. – Придумал бы что-нибудь.

– Ты вообще никогда не беспокоишься о будущем? – спросил я.

Джек пожал плечами:

– Будущее – это сейчас.

На пороге ресторана Джек, которого журнал “Пипл” в 1999-м признал одним из пятидесяти самых красивых людей мира, облевал себе весь костюм, поэтому Элисон решила погрузить звезду в лимузин и отвезти обратно в отель и, пока Джек на четвереньках карабкался в салон, убеждала нас, что лучше они поедут одни. Мы с Линдси и Чаком отправились в бар “У Мо” в Верхнем Ист-Сайде, куда Чак частенько захаживал, в одно из тех заведений, где по полу каждый вечер старательно рассыпают опилки, чтобы было похоже на настоящую пивнушку. Определенно, Чак много ходил по злачным местам, для врача-то хирурга. Он, похоже, знал чуть ли не всех здешних дамочек, включая барменшу, которая чмокнула его в знак приветствия; барменша выглядела как супермодель, переживающая трудные времена. Да, Джек снимался в кино, а Чак жил как в кино. По меньшей мере как в рекламе пива.

Чак остался у бара и принялся клеить каких-то малолеток, а мы с Линдси заняли столик в дальнем углу, заказали по коктейлю “Камикадзе” и кувшин “Сэма Адамса” на закуску.

– Как Элисон? – спросил я.

Музыкальный автомат крутил очередную приставучую модную песенку из тех, что постепенно вытесняли с радиостанций нормальную музыку, поэтому мне приходилось орать. Время от времени я ловил себя на мычании в такт и от этого ненавидел песенку еще больше.

– По-прежнему любит его. За все хорошее, что сама же для него и сделала, – Линдси разлила пиво в пластиковые стаканчики. – Говорит, еще немного, и он дойдет до ручки.

– Сама как думаешь?

– Не знаю. То, что он сегодня устроил, – свинство даже по меркам кинозвезды.