Книга Бегство к любви - Саманта Тоул

Его все любят. Он до неприличия красив. Умен. Обаятелен. Знакомый типаж, да?

Я должна была мгновенно догадаться, что за закрытыми дверями он будет проявлять те же качества, которые были присущи моему отцу.

Бессердечие. Жестокость – в физическом плане и эмоциональном.

Почему я с ним не порываю?

Потому что других отношений не знаю.

Никогда не знала.

Меня, подобно пчеле, летящей на мед, влекло к такому человеку, как Форбс, потому что та жизнь, которую он предлагает, для меня привычна.

Легко быть ничтожеством для кого-то, а вот чтобы тебя ценили… добиться этого, пожалуй, гораздо труднее.

Я не напрашиваюсь на сочувствие. Моя жизнь такая, какая есть. И живу я так, как живу. Есть люди, которым гораздо хуже, чем мне. Например, дети, которые голодают, становятся сиротами, умирают каждый божий день безо всяких на то причин или оснований. Так что да, я вполне способна стерпеть побои, которым порой подвергаюсь.

Убеждена, что у каждого свое восприятие боли и со своими страданиями каждый справляется по-своему, и если вам хочется жалеть себя, потому что вам выпала несчастливая карта, что ж – ваше право. Я вас судить не стану.

Я немало пролила слез, сетуя на свою горькую участь. Потом слезы иссякли, я расправила плечи и стала жить дальше.

Я живу так, как того заслуживаю. Это то, чему научил меня Оливер.

И у меня случаются светлые периоды. Маленькие лучики солнца в хмурый пасмурный день, когда Форбс позволяет мне вспомнить о том, почему меня влечет к нему.

Пока в следующий раз не разобьет мне губу или не сломает ребра.

Я не люблю Форбса. Говорю ему, что люблю, потому что он хочет это слышать, но не люблю.

Вначале думала, что люблю, но что я знала о любви? Откуда мне было знать, если мне никто никогда не показывал, что такое любовь? Не сразу и я поняла, что мои чувства к Форбсу – это не что иное как отражение моего отчаянного желания быть любимой.

На первых порах Форбс был нежен и заботлив, а я нуждалась в эмоциональной поддержке и потому, конечно же, млела от его внимания.

И все же один урок я усвоила: если в будущем мне выпадет счастье полюбить, я сумею отличить желаемое от действительного.

Хотя любви в своем будущем я не предвижу.

Мне суждено быть с Форбсом до скончания своих дней. А смерть моя не за горами. Один неосторожный удар, и я отправлюсь к своей матери.

Маму я никогда не знала. Она умерла, когда я была младенцем. Оливер о ней не говорил. Я никогда не видела ее фотографий: после ее смерти он избавился от всех следов маминого существования. Мне известно только, что звали ее Анной и что она погибла в автокатастрофе через четыре месяца после моего рождения.

Я часто задавалась вопросом: не потому ли Оливер так меня ненавидит? Ведь я жива, а ее нет, и я напоминаю ему о ней.

В своем воображении я представляла ее ангелом. Мысли о ней поддерживали меня на протяжении всех трудных лет, что я жила с Оливером. Я представляла, какой была бы моя жизнь, если бы мама была с нами. Неужели он так же относился бы ко мне? Будь он со мной жесток, она, я уверена, забрала бы меня с собой.

Я это точно знаю, потому что сама я именно так и поступила бы, а это, вероятно, досталось мне от нее. В Оливере не было ничего хорошего и порядочного, – значит, все свои добрые качества я унаследовала от мамы.

Мучимая жаждой, я спускаюсь по лестнице на кухню. Звук собственных голых ступней, шлепающих по плитке, пугает меня. Я поеживаюсь, стараясь побороть страх.

Сделав глубокий вдох, закрываю глаза, заставляя себя успокоиться, затем иду дальше, стараясь ступать тихо. Прежде чем подойти к холодильнику, включаю телевизор, заполняя пространство шумом. Достаю из холодильника бутылку воды, откупориваю ее и прислоняюсь к столу.

На ягодице вибрирует мой мобильник.

Вытаскиваю телефон из кармана. Мне незачем смотреть на дисплей, проверяя, кто звонит. Это Форбс. Друзей у меня нет, во всяком случае, таких, которые могли бы мне звонить.

В детстве и в школе я сторонилась своих сверстников. Мне хотелось иметь друзей, очень хотелось, но из-за Оливера я никого не подпускала к себе. Это был бы неоправданный риск.

Со временем я превратилась в странного подростка. Стала замкнутой и нелюдимой.

После смерти Оливера я могла бы перестроиться, но не видела в том смысла, а когда познакомилась с Форбсом – тем паче. Он против того, чтобы у меня были подруги. Форбс любит быть хозяином положения, а контролировать меня легче, если мне не на кого положиться.

– Привет, – отвечаю я.

– Привет, детка. Долго тебе еще?

В хорошем настроении. Слава богу.

– Нет, не очень. Сейчас закончу на чердаке – и домой. Завтра останется только кабинет Оливера разобрать.

– Приехать к тебе сегодня?

Нет.

– Конечно. – Я постаралась придать голосу радостный трепет.

– Я скучал по тебе последние дни, – тихо говорит он в трубку.

– Я тоже по тебе скучала. – Ничуточки.

– Вечером мы наверстаем упущенное.

О боже.

– Жду не дождусь.

– Прекрасно. Буду в восемь.

– Я приготовлю ужин.

– Я люблю тебя, Мия.

– Знаю. Я тоже тебя люблю. – Я тебя ненавижу.

Вздохнув, я повесила трубку, снова сунула телефон в карман и пошла на чердак.

* * *

– Привет. – Форбс заключает меня в объятия, окутывая запахами дорогого одеколона и дорогой хлопчатобумажной ткани.

Форбс очень хорош собой. Белокурые волосы, рост – шесть футов[2], спортивное телосложение – типичный молодой американец. Физически мы подходим друг другу. Я – блондинка, хрупкая, хотя Форбс часто говорит мне, что у меня избыточный вес. И невысокая ростом. Пять футов три дюйма[3], если точно. Что ставит меня в крайне невыгодное положение, когда у Форбса чешутся руки. Впрочем я никогда и не пыталась дать ему отпор. Оказывать сопротивление – значит еще больше вредить себе. Этот урок я давно усвоила.

Форбс наклоняется, смачно целует меня в губы. От него разит алкоголем. Значит, он пил.

У меня словно что-то ухнуло вниз в животе.

Вначале мне нравилось целоваться с Форбсом. Особенно если он не дышал на меня спиртным. Я помню, как мне не терпелось приникнуть к его губам. Теперь я думаю об этом с содроганием.

Впрочем, правда, не важно: Форбс заводится и без алкоголя. Просто, выпив, он заводится быстрее.