Книга Замыслы - Саша Филипенко

– Да. Они обещали прислать результаты тебе на почту. Я оставил твой адрес.

– Нужно вызвать мастера. Уже несколько дней не работает wi-fi…

– Пьяный лаборант двух слов связать не мог. Все мямлил что-то себе под нос. Он язык свой будто из жопы достал.

– Я хорошо знаю эту лабораторию – там работают люди с ограниченными возможностями. Господи, из-за твоих родителей ты вечно будешь принимать людей за алкашей…

Лена берет мой телефон, вбивает в поисковике какой-то адрес и нежно целует меня. Вероятно, только в этот момент до меня доходит, что что-то действительно произошло. После развода она ни разу даже руки мне не подала – какие поцелуи?

По коридору бегают продюсеры. Рядом со мной, не поздоровавшись, проходит известная исполнительница. Пипетка. Несколько лет назад, на одной из съемок, я послал ее. Она строила из себя звезду, а я знал, в каком сочинском стриптиз-клубе она раздвигала ноги. Авторов следует уважать. «Надо сматываться», – думаю я.

Открыв машину, я вытаскиваю из бардачка пластиковую бутылку. Делаю глоток. Неприятный, соленый вкус. То, что мне сейчас нужно, – бутират. Я бросаю бутылку на кресло, закрываю машину и решаю прогуляться. А что? Вся эта история даже веселит меня!

Прогуляться получается недалеко. Билет, эскалатор, станция монорельсовой дороги.

Посреди платформы стоит длинная деревянная, не самая уродливая из всех, что я когда-либо видел, скамья. Словно ворон, туда-сюда расхаживает какой-то мужичок. Я думаю, что ему неплохо было бы броситься под поезд. На рельсы. Прибывает состав. Электронный голос объявляет следующую станцию. Я присаживаюсь на скамью и включаю телефон.

Блог Саши Филипенко

С сегодняшнего дня я буду выкладывать здесь отрывки своего романа. Роман, смею полагать, будет называться «Замыслы». Для затравки выкладываю сразу несколько глав. Надеюсь, Вам он понравится. И помните – если вы прочтете этот роман – я стану писателем!

Бред!

Замысел первый. Я

Важно начать с начала. Папа говорит, что в Японии возраст ребенка считается с момента зачатия. Если это так, то японцы мне по душе. Мне – семь. Через два месяца, в последний день сентября меня попросят отсюда. После получасового обсуждения родители все-таки назовут меня Александром и в первых числах октября перевезут в квартиру в центре Риги. Если честно – мне не очень-то улыбается становиться очередным гражданином Советской Латвии тридцатого сентября – в этом случае всякий умеющий считать до девяти кретин будет знать, чем мои родители занимались в новогоднюю ночь. Каждый раз, когда какой-нибудь идиот возьмется шутить над этим – я буду бить морду. В остальном, смею полагать, моя жизнь сложится хорошо.

Сегодня утром, поглаживая мамин живот, папа рассказал нам потрясающую историю: один японец выжил во время бомбардировки Хиросимы и, опасаясь новой катастрофы, уехал в Нагасаки. Спустя три дня человек вновь попал в беду – на этот раз бомбили Нагасаки. Папа рассказал, что мужчина спасся и во второй раз. Японец пережил две ядерные бомбардировки без единой царапины! Мама говорит, что японец выжил только потому, что у Бога был на японца замысел. Папа смеется. Папа в Бога не верит. Папе лень.

Отец часто вспоминает про Японию, потому что служил во флоте на Дальнем Востоке. Папа утверждает, что флот – один из немногих способов взглянуть на мир и привезти ликвидную одежду. Насколько я понимаю, многие граждане великой страны приезжают за белыми носками и к нам, в Юрмалу и Ригу.

Папа попал на корабль при содействии моего прадеда. Прадед – генерал авиации, человек исключительной важности. Моего прадеда все очень любят. Благодаря ему у нас есть квартира в центре Риги (кажется, даже две), «Волга» и дача в Юрмале. Есть дорогая мебель и записная книжка связей. Бабушка говорит, что самое страшное в жизни – потерять записную книжку. Я наматываю на ус.

Мою маму зовут Мария. Маме девятнадцать. Если верить папиным словам (папе двадцать) – мама у нас фантастическая. Папа постоянно это повторяет, но мама не верит. У мамы комплексы. Мама уверена, что в ее положении невозможно быть красивой. Мама настаивает, что с каждым днем она все больше похожа на шкаф. Если выбирать между красивой женщиной и сервантом – я выбираю первое.

Моего отца зовут Саша. Как и меня. Александр. Я буду Сан Саныч. Если верить маминым словам – папа идиот и балбес. Точка. Добавить тут, собственно, нечего. Мама утверждает, что из него ничего не выйдет. «Мы всегда будем несчастны», – часто повторяет она.

Кроме отца, матери и прадеда имеются родственники. Насколько я понимаю, значительным авторитетом пользуется моя прабабушка. Ее зовут Татьяна. Она из дворянской семьи. До революции у ее отца было несколько фабрик. После – понятное дело – одни проблемы. Прадед (тот, что стал генералом авиации, не приняв участия ни в одном воздушном бою, – генерал пера и пыли, всю жизнь занимался расследованием авиакатастроф) был особенно беден. Уже в четыре года он начал работать погонщиком лошадей в шахте. Целый день маленький мальчик водил лошадку с углем туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда. Я повторил всего три раза, а он делал это весь день, в четыре года. На первом свидании прадед повел мою прабабушку есть вареные сосиски. Прабабушка стерпела. Ее мать приказала ей стерпеть, объяснив, что если на кого-то и стоит делать ставку в стране строящегося сюрреализма, то только на военного. У нее была осанка, и она была как гончая, а он взбирался на нее как дворняга, потому что иначе не умел. Не знаю, запомнила ли прабабушка на всю жизнь вкус тех сосисок (будет шанс, научусь говорить – спрошу), но, смею полагать, о содеянном она не жалеет. Думаю, жизнь кое-что даже вернула ей. Во всяком случае, не каждой советской женщине муж, находившийся в составе оккупационных войск в Венгрии, передавал с самолетами из Будапешта запеченных фазанов. Вот, но я не об этом.

Вы, скорее всего, заметили, что я сейчас рассказываю не столько о себе в единственном числе, сколько о нас во множественном. Вроде как этот рассказ скорее про «мы», или, в крайнем случае, про «они», но уж никак не про «я». Это не совсем так. Нарратологи, несомненно, поспорят, но пока я здесь, в мамином животе (а скажу вам по секрету, что я только что решил выбраться прямо сейчас), класть я хотел на нарратологов. Так вот, пока я здесь, я – это они. Я – это мой отец, блондин, который очень разочаруется, когда увидит, что его сын – смуглый малыш с длинными черными волосами, из-за которых у мамы постоянно была изжога. Я – это тетя Стелла, которая стала нашей родственницей, когда бабушка отдала ей своего первого мужа – отца моей мамы. Я – это дядя Гена, брат моей бабушки, чья жена никак не может забеременеть и потому по-прежнему отчисляет Советскому Союзу налог за бездетность. Я – это родители моего отца, которые, насколько я понимаю, не очень любят родителей моей мамы, но все же рады, что сын нашел себе неплохую партию, даже несмотря на то что дед подозревает в своей невестке потаскуху. Я – это брат моего отца, который любит мою маму больше моего отца, но никогда не скажет об этом ни ему, ни, тем более, ей. Впрочем, нет, ей, наверное, все же скажет, но не скажет мне. Я – это узкие улицы Риги, по которым моя мама ходит в магазин, чтобы купить шесть килограммов картошки, которые сейчас тащит домой. Я – это двор, в котором наши соседи обсуждают, что я совсем скоро появлюсь на свет. Я – это лето, наша дача в Юрмале, чемпионат мира по футболу в Германии и 1974 год. Ну, я пошел…