Книга Смерть умеет улыбаться - Ника Шахова

Лицемерие и позерство. Древний инструмент безбожно гнусавил, поэтому играли на нем только по ну-очень-большим праздникам.

У противоположной стены стояли телевизор, диван, погребенный под ворохом мягких подушек, хрупкий инкрустированный столик на гнутых ножках и низкие кожаные кресла, в которых мы с тетей и устроились. А дальше, в самом углу, блестел бронзовым торсом атлант, согнувшийся под тяжестью пепельницы.

Кузен Макс, влетевший в гостиную, был необычайно длинным и невероятно худым молодым человеком. Нюсины старания в виде сдобных булочек, пирогов, расстегаев, кулебяк, тортов и шарлоток шли псу под хвост - как она ни билась, мой кузен не толстел. Состоящий из одних острых и на редкость вихлястых углов, Макс передвигался стремительно, резко меняя траекторию и сметая со своего извилистого пути замешкавшуюся мебель и нерасторопный фарфор почтенного возраста.

Его рыжеватые волосы, сколько их ни причесывай, торчали в разные стороны, а глаза излучали рассеянно-голубое сияние. Мечтая о солидности и респектабельности, он отрастил бороду. Разумеется, пегую и, безусловно, всклокоченную.

Надо добавить, что Макс был моим любимым кузеном, потому что место нелюбимого давно и прочно занял Павлик.

- Сестренка! - гаркнул любимый кузен, позабыв о культивируемой респектабельности. Он подскочил ко мне, саданул по хребту и стиснул в объятиях так, что я чуть ни лишилась парочки ребер. Превозмогая боль и одновременно загоняя сомнения на тему "прилично ли целовать убийцу" в самый что ни есть дальний и безусловно темный угол сознания, я чмокнула кузена в колючую щеку. Между тем он продолжал говорить, нещадно тиская принадлежащее мне бренное тело, - Ну куда же ты пропала? Мы тут с ног сбились...

И на работу звонили, и Петренко, и Ляльке... И нигде тебя нет, - в его голосе явственно слышалось отчаяние.

- Да, Ника, ты была... ик... нам так нужна-а-а... ик, - всхлипнула тетушка, вытащила из-за корсажа батистовый платочек не первой свежести и промакнула воспаленные глаза.

- Да, кстати, а почему вы сидите в темноте? - совсем некстати, потому что интересовало меня совсем другое, полюбопытствовала я, - И почему затаились? Я испугалась, что придется ночевать в машине.

- Боже мой... Ника... Павлик! Как мы могли... - всхлипнула тетушка.

Уклоняться от ответов на прямые вопросы - это у нас семейное. Так мы можем разговаривать часами, прекрасно понимая друг друга и негодуя на примитивных остолопов, которые - вы только вдумайтесь! - на туманный, полный загадочных смыслов и таинственных подтекстов вопрос "когда" отвечают ясно и четко "завтра в восемь" . Так каждый дурак сумеет.

В данное время кончик моего языка щекотал вопрос "как" . За что они убили Павлика - отдельная тема. Я и сама, без посторонней помощи, могу назвать дюжину причин, по которым стоило если не убить зловредного Павлика, то хотя бы тюкнуть отбойным молотком. По плюгавой башке. От всей души. И желательно два раза.

Но, прежде чем озвучить щекотливый вопрос "как" , мне необходимо завершить то, что дядюшка называл ритуальным фамильным поглаживанием и что в переводе, должно быть, означает "я тебя вижу, и ты мне нравишься" . Прямо как у дельфинов.

- Мама, - наконец оторвался от меня кузен, - Я прошу тебя, не говори каждому встречному, что мы убили Павлика. Это идиотизм, разве ты не понимаешь?

- Максим, да как тебе не стыдно! - строго одернула тетя, - Ника - не каждая встречная.

- Перестань притворяться, - разозлился кузен, - То же самое ты сказала и санитарам, и Андрею, и почтальону... Как его там?.. А-а, - он безнадежно махнул рукой, - Неважно. В конце концов ты добьешься, что всех нас арестуют и посадят в тюрьму. Ты этого хочешь? - Максим завелся, - Да? Ты этого добиваешься? Боже, - он обхватил длинными руками косматую голову и замер, опустившись на колени возле моего кресла.

Я молча наблюдала за ними. С тетушкой давно все понятно. Двадцать шесть лет назад, будучи на седьмом месяце беременности, Елизавета Привалова покинула театральные подмостки с тем, чтобы больше туда не вернуться. Но правду говорят, что актрисы, как и шпионы, не бывают бывшими. Им не мешает отсутствие рампы, кулис и зрителей. Да и чем родные хуже зрителей? А старый дом - прекрасная декорация для бесконечной мелодрамы... К этому пришлось приспособиться. Но Макс! Как мальчик вырос, как отточил мастерство за те полгода, что я его не видела! Браво!

- Боже, - глухо простонал Макс, - Моя мать рехнулась!

- Вы оба рехнулись.

Все - падает пыльный занавес. Конец первого акта.

Тетя Лиза перестала всхлипывать, а Макс подавился стенаниями. Мы разом повернули головы.

В дверном проеме стояла эффектная девушка - высокая, статная, с голубыми глазами и иссиня-черными кудрями, обрамляющими молочный овал лица.

Она грациозно курила сигаретку, вставленную в длиннющий мундштук, едва уловимым движением тонкого пальчика стряхивая пепел прямо на дубовый паркет.

- Как хорошо, что ты приехала, - улыбнулась одними губами кузина. В ее прекрасных глазах плавали мелкие льдинки, которые, сталкиваясь, издавали звуки, напоминающие скрежет листового железа.

Она не выглядела ни испуганной, ни подавленной, ни рассерженной. Грета выглядела Гретой - холодной, отчужденной, словно происходящее не имело к ней ни малейшего отношения. А может, и правда не имело?

Впрочем, и холодной, и отчужденной Грета выглядела всегда. Она - выкормыш двух никудышных нянек: эгоистичной Мельпомены и неумолимого закона сохранения энергии. Попробую объяснить. С самого раннего детства, с мокрых пеленок, вокруг моей бедной кузины все бурлило, клокотало и пенилось. Если слезы - то градом, если смех - то до колик. Иначе тетя не могла. Отыграв одну великую роль, она принималась за другую: Княжна Тараканова дрожит у постели больного ребенка, Мария Стюарт кормит сопливых отпрысков манной кашкой, Жанна д,Арк проверяет школьный дневник, Анна Каренина бросается на рельсы из-за порванных колготок дочери и первой весенней ссадины на коленке сына. Ну и так далее. Постепенно нешуточные страсти великих вытеснили из

Гретты ее собственные неокрепшие эмоции. Известное дело - если что-то куда-то прибудет, то столько же оттуда и убудет. Се ля ви, как говорится...

Кузина подошла ко мне, и мы светски расцеловались, не касаясь друг друга накрашенными губами.

- Эти сумасшедшие уже сказали тебе, что мы убили Павлика? Так вот - мы его не убивали, - сказала она ровным голосом.

- Ну конечно! Это многое объясняет, - не сдержавшись, съехидничала я.

- Не убивали, - эхом отозвался Макс. Он встал с коленей и переместился на широкий подлокотник моего кресла.

- У Павлика был сердечный приступ, его увезли в больницу, - объяснила кузина.

- Сердечный приступ, говоришь? - обескуражено протянула я, - Кто бы мог подумать, что у нашего дорогого Павлика вообще есть сердце....

Грета равнодушно пожала плечами и пошла к бронзовой пепельнице тушить сигарету.