Книга Вкус свежей малины - Изабеля Сова

– Лапушка… – простонал папа.

– Я засекла твой номер, – соврала мама, – и завтра звоню в Интерпол. Пусть они тебе напомнят, что у тебя двое детей.

– Ты меня Интерполом не пугай! – возмутился папа. – Я помню про детей. Но мне сначала надо было обжиться, заработать.

– На «полонез». Как же, помним. «Полонез», простор и свобода. Ни стыда у тебя, ни совести. Даже жалких десяти марок за пятнадцать лет не прислал. А у твоей дочки в праздники помолвка. Бедная сиротка.

– Мама, да какая я сирота! – запротестовала я.

– Вот именно, – подхватил отец, – я ведь жив, и я помню. Когда помолвка?

– На святого Щепана[1].

– Ты от темы-то не уходи, – атаковала мама. – Если до субботы не придет перевод, в воскресенье на рассвете жди налета полиции.

– Никакой полиции не будет. Я сейчас же звоню своему консультанту. С утра вышлю тебе чек.

– Для тебя же лучше, если так и будет. А иначе в субботу я звоню своему консультанту и посылаю к тебе килеров с Украины.

– Обойдемся без них, лапушка. Малинка, так что будем делать с этим текстом?

– Отдай его своему консультанту! – крикнула мама и швырнула трубку.

Через три дня пришел чек на 1500 марок, по 500 на каждого. А сам отец явился на мою помолвку. И все пошло кувырком.

Помолвка

Праздники. Елка на полкомнаты, и лампочки мигают на ней, как на авто шерифа. В общем, полный парад. Белые блузки, жесткая от крахмала скатерть. Все прикинутые: мама в жемчугах, Рафал с бабочкой, его старик весь расфуфыренный. Я как раз режу кофейный торт. Вдруг звонок. Меня словно что-то кольнуло, но я как ни в чем не бывало иду к двери. Открываю. А передо мной пирамида из фруктов. Причем сплошная экзотика. Я даже названия всех не знаю. Наверху ананас. Я раздвигаю листья, и что же я вижу? Отцовский фейс. Никаких изменений, только более загорелый, и неизменный перманент. Американская улыбка, подвешенная к ушам. А на шее шелковый шарф цвета ecru[2]. Я пригласила его войти. Он вошел, поставил поднос, потом вернулся за коробкой со спиртным. Запыхавшись, притащил ее и прямиком попер в комнату.

– Приветствую родителей будущего зятя, – протянул он руку отцу Рафала. На безымянном пальце у него поблескивал томпаковый перстень с искусственным рубином размером со сливу. Папаша обожает дешевые эффекты. Он уселся за стол и подмигнул маме.

– И такие дрянные вина вы пьете на помолвке моей наследницы?

У родителей Рафала глаза стали, как у карпа на столе в Сочельник.

А папаша, ничуть не смутившись, обратился к Рафалу:

– Чем занимаешься, юноша?

Рафал, заикаясь, проблеял, что заканчивает финансовый.

– Это хорошо, сынок, – папаша одобрительно кивнул. – Я как раз ищу, кто бы смог управлять моими финансами. Сейчас ко мне плывут на корабле двадцать миллионов долларов в золоте. Мне нужно будет с ними что-то делать. Как-то инвестировать.

И он так вздохнул, словно проблема денег нагоняет на него страшную тоску. Богач. Мама знай подливает себе вина. А меня так трясло, что я едва попадала вилкой в котлету. В конце концов я не выдержала и сбежала в ванную. Вытащила из-под ванны бутыль шведского бальзама из трав и глотнула. Горько как! Еще два глотка. Ну, капельку полегче. Я вернулась в вертикальное положение и в комнату, где папаша как ни в чем не бывало беседовал с родителями Рафала. Вдруг он замолчал. А потом промолвил:

– Послушайте, дети. У меня счета в банках вдоль германо-французской границы. С ними что-то надо делать. Может, на вас переписать?

– Да ну, папа, не надо.

– Может, и мне устроить какую-нибудь помолвку? – вмешался мой брат.

– Тебе, Ирусь, тоже достанется. Есть у меня фабрика…

– Наверно, на Луне, – буркнул под нос Ирек.

Родители Рафала не услышали, папаша тоже.

– Она ждет тебя, получи только образование.

– Но не обязательно астрономическое? – осведомился мой любимый братик.

– Ирек! Замолчи! – прошипели мы с мамой.

– Можно астрономическое, но лучше все-таки дипломатическое. Я устрою тебе теплое местечко на Бали или на этой, как ее, на Ямайке. Посол Польши на Ямайке. Звучит, а?

– Я предпочел бы в Новой Зеландии, – стал капризничать Ирек. Словно у него и вправду был выбор.

– Это мы устроим, – объявил папаша. – Ну, за здоровье будущих новобрачных.

– За здоровье! – повторили все хором.

– В таком случае все ясно, – отец вернулся к теме банков. – Встречаемся на свадьбе, потом подписываем бумаги и приветствуем вас в бизнес-классе.

В этот момент мама не выдержала и захихикала. Все умолкли.

– Извините, это от волнения. Для вас большое счастье, дети, что вам не придется начинать с нуля. Еще раз ваше здоровье и за ваше будущее.

Все чокнулись. Отец развалился в кресле и стал рассказывать. В Польше последнее время он не бывает, сообщил он, так как у него важная должность в Германии. Он был одним из тех, кто выдвинул идею разрушить Берлинскую стену.

– Сейчас мы разрабатываем бельгийскую мафию, – доверительным тоном добавил он. – Они отравляют продукты. Слышали о цыплятах, которых кормили отходами с бензозаправочных станций? Это они. Или грибок в газированных напитках. Тоже их работа. А афера с педофилами? То же самое.

– Господи! – ужаснулась моя будущая свекровь. – Но зачем? Для чего они это делают?

– А вот этого, – покачал головой папаша, – я вам не могу сказать. Секрет. Я и так уже слишком много наговорил.

Какое-то время мы молча попивали вино.

– Нет, дорогие мои, – прервал молчание отец, – мы не должны грустить. Все-таки это помолвка Малинки. Праздник должен продолжаться.

И он продолжился.

20.01. Это сегодня. Если не получится прямой, я брошусь в Вислу и разобьюсь о лед. А если получился, то что дальше?

22.01. Не писала целых два дня. Привыкаю к Новому. Новый пока что ничего не чувствует. Когда я глажу его по спинке, ощущения, будто я притрагиваюсь к картону. Хуже всего у основания около перегородки, где наложили шов. Прикосновение я ощущаю, как сквозь слой изоляции. Не понимаю, чем так восхищался доктор Коваль. «Ну, красиво выпилили. И хрящи тоже вырезаны аккуратненько». Он подал мне зеркало, и я увидела жирного (оттого что не мытого две недели) урода между двумя желтыми подковами под глазами. Если так выглядят аккуратно вырезанные хрящи, то как же выглядят вырезанные неаккуратно? Коваль увидел ужас в моих глазах и стал меня утешать:

– Это что за выражение лица? Такой красивый носик, а ты плачешь.