Книга Гарун и Море Историй - Салман Рушди

Рашид Халиф никогда не мог дать прямой ответ, как никогда не мог срезать путь, если дорога была длинная и петляющая. Сорейя отвечала Гаруну по-другому.

— Мы старались, — сказала она грустно, — но это не так просто. Посмотри на несчастных Зингаптов.

Зингапты жили наверху. Мистер Зингапт, клерк Городской Корпорации, был тощий, как жердь, прижимистый, с гнусавым голосом. Жена мистера Зингапта, Онита, была, напротив, женщина добрая, тучная и голосистая. Детей у них вообще не было, поэтому Онита Зингапт уделяла Гаруну больше внимания, чем тому хотелось бы. Она приносила ему конфеты (это было хорошо) и ерошила ему волосы (а это не очень), но когда она его обнимала и он не видел ничего, кроме складок ее тучного тела, — тут его охватывала настоящая паника.

Мистер Зингапт Гаруна не замечал, но зато всегда заговаривал с Сорейей, что Гаруну не нравилось. Особенно он злился, когда этот тип пускался критиковать Рашида-сказочника, а это происходило всякий раз, когда ему казалось, что Гарун не слышит.

— Этот ваш муж, вы уж меня простите, — заводил он своим тонким гнусавым голосом, — он у вас не на земле стоит, а в воздухе витает. Жизнь же не сказка и не магазин смешных подарков. Веселье до добра не доводит. Что толку в этих историях, если все они — вранье?

Гарун стоял под окном и, слушая все это, думал, что мистер Зингапт ему не нравится; ему определенно не нравится человек, который ненавидит сказки и сказочников.

Что толку в этих историях, если все они — вранье? Этот ужасный вопрос Гарун никак не мог выбросить из головы. Ведь были же люди, которые считали, что сказки Рашида нужны. Накануне очередных выборов самые важные шишки разных политических партий заявлялись к Рашиду и, улыбаясь, как сытые коты, просили его рассказывать сказки только на их митингах и ни на чьих других. Все знали, что стоит заполучить Рашида с его волшебным языком — и дело сделано. Политикам не верил никто и никогда, не верили даже таким, которые лезли из кожи вон, притворяясь, будто говорят правду. (Собственно, потому-то люди и догадывались, что им врут.) Рашиду же верили безоговорочно, так как он открыто признавал, что все, что он говорит, взято исключительно из его собственной головы. Таким образом, Рашид был нужен политикам, чтобы завоевывать голоса. Они, с лоснящимися лицами, льстивыми улыбками и набитыми твердой валютой кошельками, строились в шеренги у его дверей. А Рашид мог ходить и выбирать.

В день, когда все пошло наперекосяк, Гарун, возвращаясь из школы, попал под первый ливень сезона дождей.

Когда в печальный город приходили дожди, жизнь казалась не такой тяжелой. В это время года в море водилась вкусная рыба-фонарик, так что от угрей можно было пока отдохнуть, а воздух становился холодным и свежим, потому что дождь смывал почти всю сажу, выброшенную из труб заводами печали. Гаруну нравилось, когда первый дождь в году пропитывал его насквозь. Он шел, как корабль, с наслаждением впитывая теплый ливень, и открывал рот, ловя капли языком. Домой он явился таким же мокрым и сияющим, как какая-нибудь рыба-фонарик.

Мисс Онита стояла на своем балконе, дрожа, как желе, и не будь дождя, Гарун наверняка заметил бы, что она плачет. Войдя в дом, он обнаружил, что сказочник Рашид выглядит так, словно ему пришлось высунуться в окно, — глаза и щеки у него были совсем мокрые, а одежда совершенно сухая.

Мать Гаруна Сорейя сбежала с мистером Зингаптом.

Ровно в одиннадцать утра она отправила Рашида в комнату Гаруна, велев отыскать какие-то пропавшие носки (Гарун был мастер их терять). А через несколько секунд Рашид услышал — сначала как захлопнулась дверь, а потом звук отъезжающей машины. Вернувшись в гостиную, он понял, что жена ушла, и успел увидеть, как такси поворачивает за угол. «Наверное, она тщательно все это спланировала», — подумал он. Часы по-прежнему показывали ровно одиннадцать. Рашид взял молоток и разбил часы вдребезги. Потом он раскрошил все остальные часы в доме, включая и те, что стояли на столике у кровати Гаруна. «А мои-то часы зачем понадобилось разбивать?» — только и сказал Гарун, узнав обо всем этом.

Сорейя оставила записку, где перечисляла все те отвратительные вещи, что мистер Зингапт обычно говорил о Рашиде: «Тебя интересует только удовольствие, а достойный мужчина должен знать, что жизнь — это дело серьезное. Твоя голова набита вымыслом, там не осталось места фактам. У мистера Зингапта нет воображения. Меня это устраивает». Еще был постскриптум: «Скажи Гаруну, что я его люблю, но сейчас не могу поступить иначе». С волос Гаруна на записку упала капелька воды.

— Что делать, сынок, — жалобно оправдывался Рашид. — Единственное, что я умею, — это рассказывать сказки.

Увидев отца таким жалким, Гарун сорвался и заорал:

— Да кому это надо? Что толку в твоих историях, если все они — вранье?

Рашид закрыл лицо ладонями и заплакал.

Гаруну хотелось забрать свои слова назад, вытащить их из отцовских ушей и снова запихнуть в собственный рот, что, конечно же, было невозможно. И ему очень скоро придется в этом раскаиваться, когда, при самых скандальных обстоятельствах, случится Нечто Немыслимое.

Рашид Халиф, знаменитый Океан Познаний и великий Шах Тарабар, встанет перед огромной аудиторий, откроет рот и поймет, что у него нет больше ни единой истории.

После ухода матери Гарун обнаружил, что в голове у него ничего подолгу не удерживается, или, если точнее, удерживается, но не дольше одиннадцати минут. Скажем, Рашид, желая развлечь сына, повел его в кино, но спустя ровно одиннадцать минут внимание Гаруна куда-то ускользнуло, и к концу фильма он понятия не имел, как развивались события, так что ему пришлось спрашивать у Рашида, удалось ли хорошим парням победить. На следующий день, играя в хоккей за дворовую команду, Гарун стоял в воротах и, блистательно отбив несколько мячей в первые одиннадцать минут, начал потом пропускать самые слабые, самые дурацкие и самые оскорбительные голы. И так было постоянно: бросая тело, сознание все время куда-то отлучалось. Это создавало определенные трудности, поскольку множество интересных и некоторые из важных вещей продолжаются больше одиннадцати минут: еда, к примеру, а еще экзамен по математике.

Причину этого угадала, конечно же, Онита Зингапт. Теперь она спускалась к ним еще чаще, чем прежде, и могла, к примеру, заявить:

— Никакой миссис Зингапт больше нет! С сегодняшнего дня называйте меня просто мисс Онита! — после чего хлопала себя по лбу и причитала: — О! О! Что же теперь будет?

Впрочем, когда Рашид рассказал мисс Оните о тех странствиях, в которые пускается внимание Гаруна, ее ответ прозвучал жестко и решительно.

— В одиннадцать часов ушла его мать, — заявила она. — После этого возникла проблема одиннадцати минут. Дело в его пуси-кало-гии.

Прошло несколько мгновений, прежде чем Рашид и Гарун догадались, что она имеет в виду психологию.

— Виновато пуси-кало-гическое горе, — продолжала мисс Онита. — Молодой человек застрял на одиннадцатом номере и не может перейти к двенадцатому.