Книга Герой моих грез - Сандра Браун

– Вовсе нет. Я обдумывала, э-э, заказ. – В подкрепление своих слов Элизабет передвинула с места на место ворох бумаг на стеклянном прилавке. Захваченная врасплох, она покраснела, и ее щеки запылали еще сильнее. Она знала, что ее проницательную сестру не так-то легко провести.

– Ты краснеешь. Если это было так хорошо, то почему бы тебе не поделиться со мной впечатлениями. – Лайла села верхом на один из обтянутых бархатом стульев, предназначенных для покупателей, положила руки на металлическую с кружевным узором спинку и вопросительно уставилась на сестру. – Ну, выкладывай, я вся внимание.

– Ты опять за свое. Единственное, о чем я мечтаю, это работать на кассовом аппарате. Что скажешь об этих духах, они немецкого производства. – Элизабет толчком передвинула каталог на противоположную сторону прилавка.

Лайла скользнула взглядом по рекламным картинкам:

– Очень симпатичные.

– Симпатичные и дорогие. Как ты думаешь, найдут они своего покупателя?

– Все зависит от того, насколько покупатель грешен.

Лайла весьма скептически относилась к супружеству.

– Не каждый мужчина, – возразила Элизабет, – старается задобрить жену, если даже и провинился.

– Конечно не каждый. Некоторые предпочитают делать подарки любовницам, – ответила Лайла не без иронии. – Ты только посмотри на них.

Она махнула в сторону застекленного эркера[1], сквозь который был виден элегантный вестибюль отеля «Кэйвано». Там кишмя кишел народ, главным образом мужчины, они либо выписывались из гостиницы, либо собирались зарегистрироваться, за редким исключением, это были путешествующие бизнесмены, все как один в костюмах из темной камвольной[2]ткани различных оттенков. С кожаными атташе-кейсами и перекинутыми через руку плащами свободного покроя с поясом. Судя по их озабоченным лицам, они очень спешили.

– Торопятся домой к своим милым женушкам после недели развлечений на стороне, – презрительно бросила Лайла. Она была феминисткой[3], но, по мнению старшей сестры, слишком далеко зашла в своей борьбе за равенство полов. – Уверена, что почти все они вдали от домашнего очага заводили любовные интрижки. Но ты должна быть довольна: теперь их чувство вины будет способствовать процветанию твоего бизнеса, не так ли?

– Что за глупости! Бывают и счастливые браки! И то что ты отрицательно относишься к замужеству, еще ничего не значит.

– Возможно, один на миллион.

– Я верю, что мои клиенты покупают подарки женам, по которым соскучились, и хотят скорее вернуться домой.

– Ты вообще веришь во всякие небылицы. Но спустись с неба на землю. – Поддразнивая сестру, Лайла слегка дернула ее за прядь белокурых волос. – Вернись в реальный мир.

– Но твой реальный мир, если тебя послушать, не самое приятное место для обитания. – Элизабет оттолкнула руку Лайлы и принялась протирать витрину.

– Просто я смотрю на него не сквозь розовые очки.

– Немного романтики никогда не помешает.

– Возможно! Но мне надоели все эти разговоры о любви, замужестве и прочих глупостях. А против секса я ничего не имею.

– Я тоже, – сказала Элизабет. – И говори потише, а то нас могут услышать.

– Ну и что? Редко встретишь в наши дни человека, который не говорил бы о сексе. Тебе самой не тоскливо от такой жизни? – Она проигнорировала гневный взгляд Элизабет. – Секс, секс, секс. Видишь, меня не поразила молния. И не проглотила акула, оттого что я произнесла это слово. Я не превратилась в соляной столб. Я все еще здесь.

– А по мне, уж лучше бы ушла, – проворчала Элизабет. Она знала, к чему клонит Лайла. С чего бы ни начался их разговор, заканчивался он одним и тем же, обсуждением ее интимной жизни… точнее, полного отсутствия таковой.

Различия в характерах и мировоззрении сестер отражались и на их внешнем облике. Они поразительно походили друг на друга. Обе белокурые, правда, у Элизабет волосы были помягче и попрямее, чем у сестры, а черты лица – более тонкие. Но Лайла казалась более чувственной. Обе голубоглазые, однако глаза Элизабет, спокойные и безмятежные, напоминали деревенский пруд, в то время как во взгляде Лайлы бушевала буря, как в Северной Атлантике.

Элизабет чувствовала бы себя комфортно в одежде из гардероба викторианской леди. Лайла ратовала за авангардистскую моду. Элизабет была осторожной и старательной. Прежде чем что-либо предпринять, она тщательно взвешивала все «за» и «против». Лайла же отличалась импульсивностью, напористостью. Поэтому и позволяла себе так безапелляционно судить о личной жизни сестры.

– Коль скоро ты работаешь в таком благодатном месте, почему бы тебе не подключиться к игре?

Элизабет сделала вид, будто не понимает, и спросила:

– У тебя разве нет сегодня приема?

Лайла была физиотерапевтом.

– Есть, только с половины пятого, и нечего увиливать от разговора. Когда кто-нибудь из этих мужчин, – она указала на два одинаковых застекленных эркера по обе стороны от входа в магазин, – попадется тебе на глаза, хватай его и держи покрепче. Что ты теряешь?

– Чувство собственного достоинства, прежде всего, – ответила Элизабет жестко. – Я не похожа на тебя, Лайла. Для меня секс не игра, а любовь.

Она налагает на человека определенные обязательства. – Лайла закатила глаза, словно хотела сказать: «Ну, начинается проповедь». – Впрочем, откуда тебе знать, ведь ты никогда не была влюблена. Лайла посерьезнела.

– Ну ладно, а теперь послушай меня. Я знаю, ты любила Джона. Но это хрестоматийный случай, не более того. Студенческая любовь. Бутылка содовой на двоих. И потом, ваши отношения были чертовски безупречны, даже противно. Но он мертв, Лиззи.

Она назвала сестру уменьшительным «Лиззи», а это означало, что они подошли в разговоре к самому главному. Лайла обошла прилавок, взяла Элизабет за руку и сжала ее в своих ладонях.

– Вот уже два года, как его нет. Но не оставаться же тебе монашкой. Зачем жить затворницей?

– Какая же я затворница? Я содержу магазин. Ты же знаешь, как много времени это отнимает. Никто не может сказать, что я целыми днями сижу дома, оплакивая свою судьбу. Я постоянно на людях, зарабатываю на жизнь, содержу детей, занимаюсь их воспитанием, в курсе всех дел.

– А как насчет твоих личных дел? Ну, пришла ты с работы, уложила детей в постель. Что дальше? Что делает вдова Бэрк для самой себя?