Книга Успешное покорение мира - Фрэнсис Скотт Фицджеральд

Бэзил вздохнул:

— Какой смысл диктовать то, что неправильно?

Через десять минут, слегка робея, он стоял в директорском кабинете, где против него ополчились все силы несправедливости.

— Твое мнение никого не интересует, — выговаривала миссис Кэри. — Мисс Коул — ваша учительница, а ты ей дерзишь. Придется поставить в известность твоих родителей.

К счастью, отец Бэзила был в отъезде, но мама, получи она донос из школы, точно не отпустила бы его в компанию. С этой безрадостной мыслью он вышел из школьных ворот, но его тут же окликнул Альберт Мур; их матери были близкими подругами, а потому этот мальчишка сейчас представлял нешуточную угрозу.

Альберт стал изгаляться насчет вызова к директрисе и возможных последствий. На это Бэзил указал, что Альберт, в силу того что носит очки, имеет четыре органа зрения. Альберт высказался в плане претензий Бэзила на вселенскую мудрость. Беседу оживляли грубоватые упоминания о перепуганных представителях семейства кошачьих, а также о хронических шизофрениках; вскоре на смену разговорам пришли взмахи рук и подскоки, в результате чего Бэзил по чистой случайности заехал Альберту в нос. Хлынула кровь; Альберт взвыл от ужаса и страданий, решив, что по его желтому галстуку стекают последние жизненные соки.

Бэзил отправился было своей дорогой, но остановился, достал носовой платок, бросил его Альберту, в полном смысле слова распустившему нюни, и заспешил прочь от этой жуткой сцены — проулками, задворками, лишь бы оставить позади свое преступление. Через полчаса он обогнул дом Джо Шуновера, постучался у заднего крыльца и попросил кухарку доложить о его приходе.

— Что такое? — удивился Джо.

— Я еще дома не был. Подрался с Альбертом Муром.

— Ну ты даешь. Он очки снял?

— Нет, а что?

— За избиение очкарика можно в колонию загреметь. Слышь, мы, вообще-то, сейчас обедаем.

Бэзил уныло сидел в переулке на каком-то ящике, пока не прибежал Джо с новостями, достойными близких сумерек.

— Насчет игр на поцелуи — не знаю. Мама говорит, это глупости.

Перед Бэзилом еще маячил призрак исправительной колонии.

— Хоть бы она заболела, — рассеянно пробормотал он.

— Не смей так говорить про мою маму!

— А я что? Я хочу сказать — хоть бы ее сестра заболела, — спохватился Бэзил, — тогда бы твоя мама уехала к ней.

— Да я не против, — задумался Джо, — только чтоб не сильно.

— А в самом деле, нельзя позвонить твоей маме и сказать, что у нее сестра заболела?

— Ее сестра в Тонаванде живет. Если что — прислала бы телеграмму.

— Айда к Толстяку Палмеру — договоримся насчет телеграммы.

Сын квартального дворника, Толстяк Палмер, несколькими годами старше их, был рассыльным на почте; он курил и сквернословил. Доставлять фальшивую телеграмму он наотрез отказался, но за четвертак согласился раздобыть чистый бланк и поручить доставку одной из младших сестренок. Деньги на бочку, авансом.

— Постараюсь достать, — задумчиво сказал Бэзил.

Они поджидали его у многоквартирного дома, до которого было несколько кварталов ходу. Бэзил отсутствовал минут десять, а потом вышел с мученическим видом, раскрыл ладонь, где лежал четвертак, и присел на край тротуара, поджав губы и жестом попросив, чтобы его не трогали.

— Откуда деньги, Бэзил?

— От моей тетки, — с трудом выдавил он и добавил:

За яйцо.

— Да ты что?

— За сырое яйцо.

— Ты яйцами приторговываешь? — стал допытываться Толстяк Палмер. — Послушай, я знаю, где можно доставать…

Бэзил застонал:

— Мне пришлось выпить сырое яйцо. Она помешана на здоровом питании.

— Шальные деньги как с куста, — поразился Толстяк. — Я этих яиц выпил…

— Заткнись! — взмолился Бэзил, но было уже поздно.

Яйцо не пошло впрок — оно было тут же принесено в жертву любви.

II

На бланке Бэзил написал:

Заболела но не сильно выезжай немедленно любящая сестра

К четырем часам Бэзил еще не забыл, что у него, строго говоря, есть родители, но они уже остались далеко в прошлом. Кроме того, он знал, что согрешил, и, пока брел по аллее, безостановочно повторял молитву, надеясь получить в этой жизни прощение за очки Альберта Мура. Остальное можно было отложить до разоблачения, за которое он предпочел бы ответить после смерти.

В четыре часа они с Джо забились в шуноверовский чулан, чтобы хоть на последние тридцать минут скрыться от бдительного ока кухонной прислуги. Миссис Шуновер отсутствовала, гости были на подходе — и тут как по команде одновременно раздались трели дверного и телефонного звонков.

— Пришли, — шепнул Джо.

— Это мои предки, — сразу охрип Бэзил, — скажи, что меня тут нет.

— При чем тут твои предки? Это гости.

— По телефону названивают.

— Вот сам и скажи.

Джо ворвался в кухню:

— Ирма, в дверь звонят — неужели ты не слышишь?

— У меня руки в тесте, у Эсси тоже. Ступай сам открой, Джо.

— Нет, ни за что!

— Тогда пускай обождут. Вы, ребятки, как видно, ходить разучились.

И снова по всему дому настырно разнесся двойной сигнал тревоги.

— Джо, скажи моим родителям, что меня здесь нет, — нервно повторил Бэзил. — Как же я сам скажу, что меня нет? Давай, не тяни. Просто скажи: его тут нет.

— Надо дверь открыть. Ты хочешь, чтобы все разбрелись по домам?

— Нет, не хочу. Но ты просто обязан…

Из кухни, вытирая руки, появилась Ирма.

— Вот тебе и раз! — воскликнула она. — Что ж дверь-то не открыли? Детки сейчас разбегутся.

В смятении оба загалдели наперебой. Ирма волевым решением отдала преимущество телефону.

— Алло, — ответила она. — Уймись, Бэзил, из-за тебя ничего не слышно. Алло, алло… Ну вот, трубку повесили. Ты бы причесался, что ли, Бэзил… а руки-то, руки!

Бэзил бросился к раковине и схватил кусок хозяйственного мыла.

— Где расческа? — заорал он. — Джо, где у тебя расческа?

— Наверху, где ж еще.

С мокрыми руками он помчался наверх по черной лестнице и, увидев себя в зеркале, понял, что выглядит именно так, как только можно выглядеть после скитания по задворкам. Торопливо откопав среди вещей Джо свежую рубашку, он уже принялся ее застегивать — и тут послышался вопль, плывущий вверх от парадной двери:

— Бэзил, ушли! Там никого… все разошлись!