Книга Вьеварум - Натан Эйдельман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последний рейс его был, наверное, самым необыкновенным, о чем свидетельствовала, например, такая радиограмма: "Видел якорь Астролябии порту Вили прошли мимо Ваникоро на непуганой Эроманге были деревне идем Сидней…"
Названия эти нетрудно найти в любом приличном атласе, но разве мы не понимали, что Астролябия и Ваникоро — это из печального и еще до сей поры таинственного финала экспедиции Жана Лаперуза — путешествия, о котором мы так много толковали в далекие годы, когда еще не угасли матчи на эрудицию…
Тут как раз случилась осенняя "Неделя книги", в ходе которой автор, хирург и океанолог Игорь оказались по доброй воле за семь тысяч километров от дома, в известном приамурском «электрическом» городке Зея. Милейшая и добрейшая учительница Эрна Петровна сообщила, что первое выступление наше — в школе имени Пушкина. Мы, конечно, не против и возлагаем главные надежды на Игоря, обладателя роскошных цветных слайдов, запечатлевших его дальние плавания — от Сейшельских до Антильских островов… И вот нас вводят в большой зал, после чего цепенеем от ужаса: на скамейках множество ребят всех возрастов — от 1-го до 7-го класса включительно. Как же с ними объясняться? Ведь требуется по меньшей мере два разных языка!
Глядим, наш хирург нашел выход: он будет председательствовать, вести собрание, предоставлять слово… Неплохо! Смотрим на Игоря. Он шепчет на весь зал:
— Сейчас я по ним слайдами шарахну, но нужно минут пятнадцать сортировки, подготовки.
— А что ж ты раньше не отсортировал?
— Так кто ж знал, что такие шмакадявки наползут?
И тут хирургия объединяется с океанологией — кричат мне хором:
— Тяни время, загни что-нибудь — ты ведь учитель старый, опытный, а мы молодые, зеленые…
Оказываюсь на трибуне и что-то говорю… Друзья утверждают, будто я, хохотнув, закричал на детей:
— Вы — школа имени Пушкина?
Ребята замерли и ждали, что им за это будет.
— Так вот смотрите: кругом тайны, загадки, а вы не видите. А стоит обернуться (все оборачиваются) или присмотреться (присматриваются) — и везде обнаружатся следы самых древних и необыкновенных тайн!.. Вот три слова — школа имени Пушкина. (Соображаю, умеют ли первоклассники считать до трех.) «Школа» — чье слово? Древнегреческое… Это память о тех временах, когда делали уроки и получали пятерки и взбучку ребята такие же, как вы, но немного постарше… ну, скажем, на две или три тысячи лет. (Смех в зале, Игорь щелкает слайдами.) Приободрившись, продолжаю:
— Имени Пушкина, но Пушкин — это ведь не имя, а фамилия… Не правильнее ли было бы — школа фамилии Пушкина? Отчего же так не говорят?
Я забылся, задал риторический вопрос, и тут же поднялось сто пятьдесят рук, желавших объяснить, что имя было тогда, когда фамилии еще не было.
— Да-да, ребята… Имя… Например, если есть в зале Вася (старый, безошибочный прием), то это по-древнегречески «царь» (возня в зале — несколько Василиев отбиваются от льстивых придворных), а каждый Виктор — из Древнего Рима: победитель! (Несколько Вить, кажется, испытывают тут же горечь поражения.) Третье слово — Пушкин. Сейчас расскажу о загадках Пушкина. (Хирург сквозь зубы: "Они еще Пушкина не проходили…") Вот загадка: где Лукоморье, знаете? Не знаете… А там, где дубы растут и зеленеют, значит — в умеренном поясе…
Меня оттаскивают, Игорь "шарахает слайдами", на экранеэкзотические острова, океанские загадки. Потом ребята выходят, и мы успеваем подслушать.
— Федя! А вот еще загадка: что я сейчас с тобой сделаю?
— Небось по уху съездишь…
— Ох, Федя, от тебя ничего не укроется…
— Ну, вот видишь, — утешает меня Игорь, — и тайны открываешь, и даже кое-что про них прокричать можешь. Давай, давай!
На моей полке места много… У Игоря специальная полка, где стоят книжки и статьи, сочиненные друзьями. Друзья упражняются в посвящениях: "Дорогому моему Михалычу", "Милому питекантропу от его гейдельбергской челюсти… Щелк-щелк…"
Мне трудно, почти невозможно представить, что больше я ничего не сумею ему подарить.
10 июля 1972 года Игорь, как с давних времен принято говорить о моряках, ушел в тот последний рейс, из которого нет возврата. Это был самый хороший человек, которого я знал, и его нет на свете. Вместо того чтобы однажды подкинуть к нему на полку новенькую книжку и надписать что-нибудь "на добрую память" или посмешнее, вместо всего этого мне остается только одно — посвятить эту книгу моему дорогому, милому, незабвенному другу Игорю Михайловичу Белоусову.
* * *
Последний рассказ в той зейской школе был о Пушкине. С него и начнем.
Прости! Где б ни был я: в огне ли смертной битвы,
При мирных ли брегах родимого ручья,
Святому братству верен я.
И пусть (услышит ли судьба мои молитвы?),
Пусть будут счастливы все, все твои друзья!
Пушкин, 1817 год
Пируйте же, пока еще мы тут!
Увы, наш круг час от часу редеет;
Кто в гробе спит, кто дальный сиротеет;
Судьба глядит, мы вянем; дни бегут;
Невидимо склоняясь и хладея,
Мы близимся к началу своему…
Кому ж из нас под старость в день Лицея
Торжествовать придется одному?
Несчастный друг! Средь новых поколений
Докучный гость и лишний, и чужой,
Он вспомнит нас и дни соединений,
Закрыв глаза дрожащею рукой…
Пускай же он с отрадой хоть печальной
Тогда сей день за чашей проведет,
Как ныне я, затворник ваш опальный,
Его провел без горя и забот.
Пушкин, 1825 год
Прощайте, друзья!
Пушкин — к своим книгам.
29 января 1837 года
Скажи, куда девались годы,
Дни упований и свободы —
Скажи, что наши, что друзья?..
Пушкин
Четвертого мая 1798 года в Москве у генерал-лейтенанта Ивана Петровича Пущина родился пятый ребенок — сын Иван.
Ровно через два месяца, 4 июля 1798 года, в Гапсале у генерал-майора Михаила Сергеевича Горчакова родился второй ребенок — сын Александр, которого вскоре перевозят в Москву.
Еще через одиннадцать без малого месяцев, 26 мая 1799 года, в Москве у майора Сергея Львовича Пушкина родился второй ребенок — сын Александр.
Императором был Павел I, но во второй столице, несмотря на управление губернатора Архарова (оставившего русскому языку словцо "архаровец"), было сравнительно спокойно. Пока мальчики достигли, не ведая друг о друге, лицейского возраста, павловские дни сменились александровскими, Наполеон завоевал полмира, русское войско побило шведов, турок и персов, Крылов написал «Квартет» и "Демьянову уху", Державин бросил оды и принялся за драмы, Радищев отравился…