Книга Зеркала прошедшего времени - Марта Меренберг

Геккерн подошел ближе, попутно пресекая попытки словоохотливого Фрица вновь пуститься в пространные объяснения.

– Тсс! Тише! Не видите – он же спит! – прошипел он, не дав испуганному немцу раскрыть рта. – Идемте!

И он почти выволок из комнаты изумленного старика, который все повторял: «Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство» да «обойдется, даст Бог, обойдется…»

– Вот что, дорогой мой, я вам скажу, – начал Геккерн, когда они вышли в широкий, освещенный пролет лестницы. – Немедленно зовите врача, и я сам с ним поговорю. Мне необходимо знать, как и чем он его лечит. Сколько денег вы ему дали, Фриц? На низком бугристом лбу старика выступила испарина, и он, тяжело дыша, стал вытирать ее своим кружевным платком.

– Ваше сиятельство… да что вы… да я никогда… да вы напрасно, ваше сиятельство, беспокоиться изволите, уж я…

Геккерн молча смотрел на Фрица в упор потемневшими от ярости глазами. Барон был чуть выше среднего роста, а теперь, нависнув над плотным низеньким стариком, казался еще выше и значительнее, и нескрываемое презрение ясно читалось на его обычно невозмутимом лице. Скривив губы и брезгливо поморщившись, он тихо, но очень внятно сказал:

– Пойдите и позовите доктора. Вы слышали?

До смерти перепуганный Фриц мгновенно испарился, и уже через сорок минут из дверей подъехавшей к гостинице коляски вышел высокий сухопарый человек в круглых очках на остреньком носу, седой и благообразный, с длинными и подвижными, как щупальца, пальцами.

– Да-с, ваше сиятельство, господин барон, я не могу вам гарантировать, что мальчик выживет. У него очень слабые легкие, ему нужен теплый и мягкий климат, а он, кажется, едет в эту холодную снежную Россию, бедняга…

– Откуда вам это известно? – Геккерн выпрямился и, сложив руки на груди, с любопытством взглянул на врача, слегка наклонившись вперед.

– Он сам же и сказал, пока был еще в состоянии говорить… Но я не велел ему разговаривать, ему нужны полный покой и усиленное лечение, а здесь не нашлось даже горячей грелки… Герр Херманн заплатил мне за его лекарства, но прошла уже неделя, и…

– Сколько?

В высокое и светлое окно, неплотно закрытое тяжелыми шелковыми шторами, лился веселый солнечный свет. Молодой человек с трудом разомкнул веки, и ему показалось, что в глаза ему кто-то насыпал горячего, обжигающего песка. Тяжелая, как будто налитая свинцом голова горела, но уже не так, как накануне, и он, вздохнув, подумал: «Если еще есть чему болеть, стало быть, жив…»

Ему хотелось вскочить, распахнуть окно, выбежать на продутый всеми ветрами гостиничный двор и, вскочив на коня, умчаться к озеру. Однако страшная слабость не позволяла ему даже шевельнуться, и он с трудом поднял голову, пытаясь сфокусировать взгляд на чем-то ярком и душистом, стоящем на инкрустированном столике у его постели.

Цветы. Яркие, багрово-красные, с упругими зелеными стеблями, огромные, как солнца, они качались прямо перед его глазами, вызывая желание немедленно уткнуться в них лицом, впиться губами, лаская пальцами темные, бархатные лепестки…

Как они называются? Георгины, кажется…

Осенние, жаркие, как кровь, и холодные, как высокое альпийское небо…

Он потянулся к тонкой хрустальной вазе, пытаясь вытащить из нее хотя бы один цветок, и, неловко задев ее локтем, тут же услышал собственный испуганный вскрик и звон разбитого вдребезги стекла, отозвавшийся в его голове тысячекратным многоголосым эхом. К тому же один из осколков больно царапнул его руку, из которой тут же потекла алая, как разбросанные по полу цветы, кровь…

– А, черт!

Оказывается, он был в комнате не один. Пытаясь прийти в себя, он почему-то не заметил человека, сидящего в кресле в противоположном углу комнаты. Густая тень шторы падала на его лицо, практически скрывая его. Услышав возглас юноши, человек пружинисто вскочил, проведя ладонью по темно-русым волосам, и подошел к постели больного.

– Доброе утро, несчастный страдалец! – проговорил незнакомец низким хрипловатым голосом с легким оттенком иронии и, как показалось юноше, не совсем проснувшимся. – Меня зовут Луи Геккерн. А вы – Жорж Шарль Дантес, не так ли?.. Мне уже сказали… Нет-нет, не вставайте, друг мой, вам сейчас нельзя подниматься… Вы порезали руку? О Господи… позвольте мне…

Геккерн склонился над его рукой, отсасывая кровь. Быстро разорвав на длинные белые ленты свой кружевной белоснежный платок с вензелем «Л.Г.», он перевязал ему руку.

«Кто такой? – промелькнуло в голове у молодого человека. – Врач? Вроде был уже… вчера… или раньше… но не этот, этого я не знаю… Геккерн? А почему голос такой издевательский?»

Легкая насмешка, промелькнувшая в голосе Геккерна, не осталась незамеченной, и, измученный острым приступом болезни, молодой человек чуть не расплакался от обиды и жалости к себе. Он и сам не знал почему – сейчас ему хотелось, чтоб хоть кто-нибудь пожалел, сказал что-то доброе и ласковое, погладил по голове… В тот момент, когда незнакомец отсасывал ему кровь, у него внезапно закружилась голова и он чуть не потерял сознание, перед глазами вихрем завертелись в хороводе черные точки, он тихо застонал и откинул на подушку белокурую голову…

Внезапно теплая и сухая рука Геккерна легла ему на лоб. Жорж дернулся, и пальцы Луи скользнули по его скуле и подбородку, оставляя ощущение необычайной нежности и полной противоположности его насмешливому тону.

– А вы уже идете на поправку, господин Дантес, – с улыбкой сказал высокий человек в темной рубашке с серебряным вензелем «Л.Г.», вышитым затейливой вязью на кармане. Жорж снова открыл глаза и встретился взглядом с темно-серыми умными и проницательными глазами Геккерна, чуть покрасневшими, как после бессонной ночи.

– Месье Геккерн? Чем обязан? Вы врач?

– Нет, я не врач, – быстро ответил барон. – Я тут проездом, у меня сломался экипаж, и я жду, когда мне его наконец починят.

– Я, кажется, лежал в другой комнате…

– Да, это я распорядился, чтобы вас перенесли сюда. Здесь побольше воздуха и света, и вид из окна удивительно красивый. – Заметив, как мальчишка из последних сил попытался вытянуть шею, чтобы разглядеть вид из окна, барон рассмеялся. – Потом, месье Дантес, не сейчас. Я, наверное, и так вас преизрядно утомил.

– Так это я вам обязан своим спасением? О, господин Геккерн, я не знаю, как мне благодарить вас… Простите мне… я еду из Франции, и денег у меня осталось очень мало… Я еду в Санкт-Петербург по рекомендации принца Вильгельма, который посоветовал мне делать военную карьеру в России, поступив на службу к русскому государю. Я… мне было так холодно в пути… здесь… ветер и такие сильные дожди… я, кажется…

Голос его внезапно сорвался, и он, закрыв глаза, снова пробормотал:

– Merci…

– Прошу вас, месье Дантес, не надо меня благодарить.