Книга Сибирская Вандея - Георгий Лосьев

– Погоди! А эта куда?!

Но братва еще пуще зашумела:

– Наша! С Иркутскова едет!..

– Ровно за родными, ходила за ранеными!

– Одно слово: красная сестра.

– Сестренка! Пропущай!..

– Пропуща-а-ай!

Фронтовики, увлекая с собой краскома и его спутницу, вывалились на вокзальную площадь.

Вышел из вокзала и незадачливый военврач, предъявив служебный пропуск. Толпа редела, растекалась. Группа чекистов направилась к опустевшим вагонам выкуривать беспризорников.

Выйдя на площадь, доктор подошел к легким санкам-кошевке и сказал дремавшему на козлах кучеру, сухонькому старичку:

– Встречайте… приехали.

Старичок сбросил тулуп в кошевку и растворился в многолюдье, а военврач сел в санки и стегнул лошадь.

Командир и женщина, выйдя на привокзальный пустырь, остановились.

– Всё как было год назад… – грустно произнесла приезжая. – Те же домики… И церковь… Только извозчиков нет. Знаете, Сергей Петрович, у меня такое чувство, как будто не было этих страшных лет, не было ледового похода… Ни тифа, ни разгрома не было. И я – прежняя гимназистка… Юлочка…

– Без эмоций, пожалуйста! – недовольно отозвался краском. – Пойдемте к церкви.

На церковных дверях висел пудовый купеческий замок. Наискось была прибита широкая доска. Кто-то написал на доске дегтем:

Не надо нам монахов.

Не надо нам попов!

Бей буржуазию.

Товарищи, ура!

– Ужасно! – спутница краскома сокрушенно вздохнула.

Тот покосился на доску, но промолчал. Они вошли в скверик при заколоченной церкви.

– Приказано ждать здесь, – стряхивая полой шинели снег с длинной скамьи, сказал краском. – Садитесь рядом, и – теснее. Вот так!..

Женщина, мечтательно глядя на церковную рощу, продолжала:

– Сюда я приходила с мамой святить куличи… Помните: весна, пасха… Радость жизни…

– Эк вас разбирает! – грубо оборвал командир и осекся.

Рядом с ними на скамейке оказался сухонький старичок:

– Закурить не найдется, товарищ военный?

Краском недовольно крякнул, но достал кисет. Свертывая самокрутку, старик испытующе оглядывал приезжих. Закурив и прокашлявшись, заметил:

– М-да… Вот хожу сюда… Зрю, так сказать, убожество храма… – И, пристально глядя в глаза краскома, добавил: – Ни совести, ни чести!.. А?

Плечики женщины дрогнули, краском изумленно вскинул брови, но тотчас поддержал сентенцию старца:

– Вообще, конечно, да. Ни долга, ни веры!

– Воистину…

– Так это вы – «Девятый»? – со смесью иронии и любопытства спросил краском.

Старик ответил кротко и непонятно:

– Не удостоен. В первой степени состою, – потом добавил: – Ступайте отсюда налево, по Михайловской улице – она знает, – он кивнул на женщину, и та снова вздрогнула, – спуститесь к туннелю, на Чернышевском спуске – соловый конь в кошевке. Доктор военный, с бородкой. Ступайте.

Старик поднялся со скамейки и – как не был! – исчез в березовом редколесье скверика.

В полутьме туннеля, проложенного под железнодорожными путями и ведущего к Чернышевскому спуску, стояли санки. Доктор, подтягивая супонь у коня соловой масти, приветливо обратился к приезжим:

– Прошу, господа! Давайте мешок… Ого, вес!.. Баульчик – под сиденье. Вот так. И опустите, пожалуйста, курок: всё кончено, а вы, не ровен час, еще трахнете в ногу!..

Краском вынул из-за пазухи наган и действительно осторожно спустил взведенный курок.

– Вы, доктор, сквозь сукно видите…

Врач, усаживаясь на козлы, ответил ласково:

– И даже сквозь кожу… Профессионально. Я – рентгенолог. А вы – не первый и, даст бог, не последний. Все ведут себя одинаково. Юлия Михайловна, прикройте ножки тулупом…

Пушистые брови красавицы вздернулись.

– Откуда вы знаете меня, доктор?…

– «Патэ-журнал все знает, все видит», – ответил врач концовкой известных фильмов французского кинофабриканта Патэ.

Краском иронически хмыкнул.

– Итак, господа, все в порядке, – пустив лошадь шагом, продолжал врач, – но все же, для проформы, прошу не отказать в любезности сообщить, нет ли у вас, дорогой седок, вознице на чай серебряного рубля с двумя профилями?…

– Скажите! Какая осторожность! – удивился седок. – А вам для чего?

– Коллекцию собираю. Нумизматика.

– А-а-а!.. Есть, только с дырочкой. Простреленный.

– Где?

– В Екатеринбурге.

– Превосходно! – Русобородый врач рассмеялся. – Монету не доставайте, холодно. Официальная часть закончена. Теперь давайте знакомиться: подполковник от медицины Николаев Андрей Иванович. Прошу любить и жаловать.

Краском ответил с легкой усмешкой:

– Рагозин, Сергей Петрович. Красный командир из демобилизованных военспецов. Имя и отчество – подлинные. В Иркутске считают, что так лучше: меньше вероятности сбиться… А со мной…

– Юлия Михайловна Филатова. Вдова погибшего смертью храбрых поручика сто шестнадцатого егерского… У нас есть фотография. Кстати, спешу уведомить, Юлия Михайловна, что дома у вас все благополучно. Ваш папаша у новых хозяев преуспевает и даже, – представьте, – недавно вступил в эр-ка-пэ. Какова прыть у старичка! Завидую… Мамаша здорова и тоже интересуется политикой. Брат ваш – Петя, кажется? – комсомолец. Так что вполне респектабельная, по-нынешнему, семья… Завтра вы с ними увидитесь. Небось, поет сердечко?… Ничего, родненькая, все будет хорошо…

Тут Юлия Михайловна всхлипнула и достала из муфточки платочек.

Санки проехали туннель, взвизгнув подрезами, пересекли железнодорожное полотно на переезде и по узкой снежной дорожке углубились в сосновый лесок, тянувшийся от так называемых Красных казарм по всему правому берегу Оби до Ельцовского бора.

– Знакомые места, Юлия Михайловна? – снова обернулся к седокам доктор.

– Да, Андрей Иванович… Мы еще детьми бегали в этот лес грибы собирать… Потом к реке спускались купаться. А сейчас вы едете… К Переселенческому пункту в лесу?

– Конечно. Только теперь вывеска на этом уединенном учреждении другая…

Среди леса стояли три одноэтажных здания; два барачного типа, третье – добротный, продолговатый, многостенный рубленый дом.

Над парадным входом белела вывеска:

«ИЗОЛЯЦИОННО-ПРОПУСКНОЙ ПУНКТ».

К санкам подошел огромного роста, чернобородый, могучего телосложения человек лет сорока пяти, с берданкой за плечами.