Книга Цветок Америки - Жеральд Мессадье

Он горько рассмеялся:

— Охота! Быть может, в крови Гольхеймов таится некий фамильный дух, который проявляется волею случая? Или же… — Он с тревогой посмотрел на мать. — Франц Эккарт родился через девять месяцев после того странного происшествия, когда Софи-Маргерит, по ее словам, напугал олень. Я порой спрашиваю себя, нет ли связи между этой встречей с оленем и непонятной натурой мальчика. Если, конечно, ее напугал олень. И еще… Франц Эккарт не похож на меня…

— Но ведь ты любишь его? — спросила она.

— Ну, конечно же, мама! Ведь он мой сын, разве нет?

— Это самое главное.

Зачем, сказала она себе, открывать правду Франсуа, хотя Франц Эккарт, без всякого сомнения, был действительно сыном Жоашена, немого подмастерья, служившего у художника из Анжера. Софи-Маргерит позволила себе увлечься этим странным юношей, и только ловкость Жанны помогла скрыть истину. Если бы Франсуа узнал, что его сын — плод случайной связи жены, их брак распался бы. Уязвленное самолюбие оказывается куда сильнее любви.

Их беседу прервали Жозеф, Деодат и Жак Адальберт. Все трое пребывали в превосходном настроении.

Утром Жанна пошла к павильону Франца Эккарта.

Погода стояла переменчивая. Над лесом сгущались облака, грозившие пролиться дождем, но потом внезапно появлялось солнце, блиставшее, как взор лучника, заметившего бродягу.

Она постучала в дверь. Никто не ответил. В двадцати шагах спокойно прошествовал лис, оглядевший ее с неподдельным интересом.

— Жанна!

Она обернулась: это был Франц Эккарт. Он называл ее по имени. Она поразилась, насколько похожи лицо юноши и мордочка лисицы. Но обнаружила в нем и черты Жоашена: сочные губы, совсем не походившие на материнские, и крупный нос с подвижными ноздрями. Он с улыбкой подошел к ней, щуря узкие глаза с длинными ресницами, которые усиливали его сходство с хищником. Густая темная шевелюра, напоминавшая лошадиную гриву, слегка подрагивала. Он обнял бабушку с веселой теплотой, открыл дверь и пригласил ее войти. По его словам, он вернулся с прогулки.

За год чудовищная груда рукописей и палимпсестов ничуть не уменьшилась. У окна по-прежнему стоял медный телескоп, устремленный в небо. Франц Эккарт придвинул к Жанне стул, предложил ей сесть, снял плащ и расположился на сундуке.

— Нам не хватало тебя на вчерашнем ужине, — сказала она. Он взглянул на нее молча, и в глазах его сверкнул иронический огонек.

— Жанна, — сказал он, наконец, — ты же знаешь, что представляют собой эти сборища. Люди говорят, чтобы набить себе цену. И потом, мне не удалось бы избежать обычных вопросов: какое у меня ремесло? женат ли я? скоро ли женюсь? Можно подумать, что единственная цель человека — зарабатывать деньги и жениться.

— А если бы подобные вопросы задала тебе я?

— Это другое дело, потому что я знаю, как ты относишься ко мне.

— И что же ты мне ответишь?

Он устремил взор вверх, подыскивая слова.

— Мое ремесло — поиск знаний. Это как постриг. Наивысшее наслаждение. Для семьи остается совсем немного времени.

— А сердце?

— Жанна, мы с тобой оба знаем, что сердце — в чреслах!

Он расхохотался. Она тоже рассмеялась, но выглядела озабоченной.

— Люди влюбляются, — сказал он. — Вступают в связь. Рождается ребенок. Начинается семейная жизнь. Нужно зарабатывать деньги.

Он взмахнул рукой, показывая, что все это не имеет для него никакого значения. Она подумала, что Франсуа некогда тоже был равнодушен к женщинам, пока его не соблазнила Софи-Маргерит, как он сам не без юмора рассказал ей.

— Франсуа обеспокоен, — сказала она.

— Если бы я избрал военное ремесло и рисковал бы шкурой в каждом сражении, он, разумеется, гордился бы мной. Если бы я устремился в коммерцию, он был бы доволен, что любой мошенник может облапошить меня, поскольку я зарабатываю деньги. Но для чего нам нужно столько денег, великое небо? Чтобы купить еще один замок? Земли? Новых лошадей? Буду ли я есть в два раза больше? Какое пристрастие к власти! И какое тщеславие! Отцу хотелось бы, чтобы я занимался вместе с ним печатней, чтобы мы с братом могли со временем заменить его. Но чего стоит печатня без текстов, достойных печати?

Он снова расхохотался, и смех этот внушал тревогу, ибо его юношеский облик резко контрастировал с беспощадной зрелостью суждений.

— Но что делаешь ты со своей наукой? — спросила Жанна. — Ты посвятил себя Богу?

Он взглянул на нее вопросительно и с явным удивлением:

— Ты говоришь как мой отец. Способны ли мы, жалкие человечишки, не понимающие самих себя, постичь столь огромное существо, как Бог?

Она была оглушена. Этот мальчик не верит в Бога? Можно ли верить в то, что нельзя постичь? Вопросы роились в ее мозгу.

— И что же тогда? — прошептала она.

— Я пытаюсь познать Его законы. Тем самым я более приближаюсь к Его мудрости, нежели посредством пустых молитв.

— Пустых?

— Как могу я просить Его, если Он лучше меня знает, что мне нужно? — ответил он с той же обезоруживающей улыбкой.

— Каким образом познаешь ты Его законы?

— Разгадывая тайну созданных им светил, которые управляют нашими жизнями.

Она приободрилась: значит, он астролог. Второй в ее жизни — первым был Жоффруа Местраль, художник из Анжера, подмастерьем которого служил настоящий отец Франца Эк-карта. Поразительное совпадение.

— Ты не расскажешь мне, что тебе удалось обнаружить? — шутливо спросила она.

Он встал, прошелся по кабинету, устроенному в самой большой комнате павильона, потом остановился перед Жанной.

— Разумеется, я изучил небо моего рождения. Потом небо матери. И отца. В день моего зачатия с матерью случилось несчастье. Марс находился в созвездии Тельца. Для нее он был в Восьмом Небесном Доме.

Она ничего не понимала.

— Это означает, — резко произнес он, — что мою мать, скорее всего, изнасиловали.

Жанна почувствовала, как у нее забилось сердце.

— Я не верю, что подобное мог сделать отец. Это не в его характере, да он и не нуждался в этом, ведь у меня есть старший брат. Ты знаешь моего настоящего отца?

Она сглотнула слюну.

— Нет. То есть я хочу сказать… у меня нет причин полагать, что ты не сын Франсуа…

Она поняла, что совершила оплошность, ибо он улыбнулся.

— Изучение моего Четвертого Небесного Дома показывает, что мой отец — человек, наделенный необыкновенными способностями, чем и объясняется моя дружба с животными.

Она вспомнила лиса, который совсем недавно прошел мимо нее. Потом вновь увидела обнаженное тело Жоашена в тот памятный вечер, когда он выскочил на опушку леса за домом в Анжере. Оно казалось таким белым в голубых сумерках. Этот юноша напоминал языческое божество — великолепное и пугающее.