Книга Гнев Нефертити - Жеральд Мессадье

Снова оживились мухи.

Анхесенпаатон надела приготовленный кормилицей парик. Он был прямой и короткий — по нубийской моде. Ей не нравились эти новомодные пышные прически с локонами, такие носили жены высокопоставленных чиновников, стремящиеся казаться утонченными. Посмотревшись в зеркало из полированного серебра, царевна убедилась, что парик сидит хорошо и что контур, наведенный вокруг глаз, не смазан, несмотря на то что кожа была влажной. Затем она принялась обмахиваться веером с ручкой из слоновой кости.

— Плакальщицам не надо будет специально посыпать себя пылью, — заметила Меритатон и прихлопнула своей золоченой сандалией жирную муху, ползущую к ее ногам.

Брови сестры Макетатон, которая была младше Меритатон, от удивления поползли вверх. А четвертая и пятая принцессы — Нефернеферуатон и Нефернеферур — захихикали. Сетепенра же была еще слишком юной, чтобы заметить эту дерзость, а третья принцесса царской династии, Анхесенпаатон, едва удержалась от смеха. Старшая кормилица бросила укоризненный взгляд на свою подопечную — Первую царевну, но ничего не сказала, и вот почему: четыре года назад состоялась церемония бракосочетания царевны Меритатон с ее собственным отцом без одобрения матери. С тех самых пор она являлась Первой царской женой, а значит, именно она выйдет замуж за преемника Эхнатона. Нужно быть сумасшедшим, чтобы сознательно навлечь на себя немилость будущей царицы.

Также не следовало вызывать гнев Второй и Третьей царевен, ведь они тоже являлись царскими женами и законными продолжательницами династии. Это значит, что их мужья могли полноправно называться Царями Двух Земель. А настроение у Анхесенпаатон сегодня было как у кошки, запертой в клетке.

Две младшие сестры — Нефернеферур и Сетепенра — играли в куклы. Кормилицы делали вид, что не замечают этого: во время траура игры были неуместны. Но вот уже три дня девочки не покидали дворец, так что им позволили немного позабавиться. Утренние уроки, конечно же, были отменены.

Деревянная собака с двигающимися лапами, коза на колесиках и миниатюрная тележка, в которой сидела кукла — все это валялось тут же, на полу.

— Моя голова сейчас расколется! — простонала одна из кормилиц, усаживаясь возле стены.

— Это демон Шехакек, — с уверенностью заявила кормилица царевны Макетатон. — Он скитается вместе с песчаными бурями и насылает головные боли. Ветер гонит его с той кучи навоза, на которой он царствует.

При имени Шехакек у царевны Нефернеферуатон от ужаса округлились глаза. Этот злой дух питался экскрементами и жил в навозных кучах. Кроме головных болей он насылал такие неприятности, как желчную рвоту, прыщи и невыносимый зуд. Все это она знала не понаслышке.

— Нужно прочитать заклинание! — воскликнула Нефернеферуатон. — Иначе с нами тоже что-нибудь случится!

— Ну, так прочитайте его быстрее, и покончим с этим! — недовольно сказала Меритатон. — У меня уже болит голова от вас…

— Но я его не знаю, — простонала кормилица.

— Я знаю, — сказала кормилица Макетатон.

Она с трудом поднялась, ее грузное тело заколыхалось. Наконец она стала перед несчастной жертвой демона Шехакека.

— Посмотри на меня, — приказала она. — Хорошо. Теперь повторяй за мной: Шехакек, творение Неба и Земли, уходи! Недракксхе имя матери твоей, Чубесет имя отца твоего. Ты напал на кормилицу Паратон. Я призываю Тота, пусть он прогонит тебя. Он пронзит тебя и разбросает твои внутренности по пустыне! Прочь! Прочь! Прочь!

Несчастная повторила заклинание и уселась на место, сильно встревоженная совершенным действом.

— А у Пентью, лекаря моего отца, заклинание было длинней, — заявила Макетатон со знанием дела.

— Самое главное — назвать имена отца и матери демона, — резко возразила изгонявшая демона кормилица.

В отличие от своих младших сестер, которые не отрывали взгляда от Паратон, словно ожидали увидеть, как этот самый демон Шехакек вырвется из ее рта под действием заклятия, Меритатон наблюдала за всем этим, не скрывая насмешки.

На самом же деле кормилицу стошнило. Правда, звук при этом был такой, что наводил на мысли о сточной канаве. Макетатон вскрикнула и убежала в другой конец зала.

Паратон тяжко вздохнула.

— Как ты себя чувствуешь, Паратон? — поинтересовалась ее спасительница.

— Уже лучше, кажется, — ответила избавленная от демона женщина.

В этот момент на лестнице послышались шаги и шум голосов, и в дверях появились две нубийские рабыни. В руках у них были огромные опахала из страусовых перьев, закрепленные на разукрашенных рукоятках. У них за спиной стояли еще две рабыни.

Кормилицы поспешно спрятали всех кукол.

Вошла Нефертити.

Царица неторопливо прошла через зал. Осунувшееся, покрытое морщинами лицо. Здоровый глаз был темным, второй — таким же ужасным, как и всегда. Горькая складка у рта. Ее гордая красота увяла из-за сильных потрясений, выпавших на ее долю.

От ее свободного льняного платья, схваченного поясом с огромным узлом, исходили ароматы кедрового масла и росного ладана. Старшие царевны, как всегда, восхищались золотым лаком, которым были покрыты ногти на ногах Нефертити.

Все устремились к ней. Она обняла младшую царевну Сетепенру, затем взяла ее на руки, поцеловала и поставила на пол. Небрежно поприветствовала остальных. Самые юные пальчики схватились за ее платье, за ее руки. Лицо царицы снова приняло гордое выражение.

Служанки и рабыни оставались коленопреклоненными, при этом они практически доставали носом до самого пола, на котором ветер продолжал играть красной пылью.

— Дочери мои, царевны, слушайте меня! — произнесла Нефертити. — Завтра, в девятом часу четвертого дня будьте готовы попрощаться с земным прахом вашего отца. А вы, кормилицы, должны позаботиться о том, чтобы они явились вовремя.

Младшие сестры залились слезами, за ними разрыдались кормилицы и рабыни. Глаза Меритатон остались сухими. Беря пример с сестры, Анхесенпаатон нечеловеческим усилием воли сдержала слезы. Она уже видела тело отца, а теперь оно, должно быть, выглядело еще ужасней. Его уже давно пора было похоронить.

— Дочери мои, царевны, скоро сын Атона присоединится к своему отцу у Дальнего Горизонта, — продолжила Нефертити. — Семьдесят дней он будет готовиться к светлому путешествию на Запад.

Анхесенпаатон содрогнулась. Она вспомнила о том, что ей рассказала по секрету Меритатон. Бальзамировщики сначала разрежут живот и череп, затем достанут все, что может гнить. После этого тело будет погружено в соду, а затем натерто благовониями. Царевна снова не смогла сдержать дрожь, представив себе это.

— После прощания мы отправимся в храм на богослужение жрецов Атона, — сказала напоследок царица и удалилась в облаке благовоний, словно в доспехах.

В скором времени был подан ужин: салат из лука-порея и огурцов, жареные голуби с чесноком, утиное филе в вине с кориандром, маленькие круглые хлебцы, дыни. Это была первая горячая трапеза после смерти царя, потому что по обычаю запрещалось готовить в горшках любую еду в течение первых двух дней траура. Два дня питались тем, что было: черствым хлебом, финиками, дынями и латуком. Царевны расселись на циновке вокруг низкого круглого стола, уставленного блюдами и кубками. Там же стояли кувшины — один со свежей водой, а другой с пивом. Кувшин с пивом предназначался только для трех старших царевен.