Книга Куртизанка и капитан - Люси Эшфорд

— Прошу прощения, капитан! — В зале показался Гаррет, маленький, хотя и крепко сбитый человек с черной повязкой на глазу. — Здесь три парнишки хотят с вами словечком перемолвиться.

Позади него маячили несколько мужчин, очевидно, бывших солдат, боевые мундиры лохмотьями свисали с их истощенных голодом и лишениями тел. Они отдали Алеку честь. Это покорило его. Несмотря на плачевное состояние, они приветствовали его!

— Это старые солдаты Четырнадцатого полка, капитан, — объяснил Гаррет. — Хотят знать, нет ли у нас свободной комнатушки.

Вороний замок был переполнен, яблоку негде упасть. Алек тяжело вздохнул:

— Ох, Гаррет, не знаю, как нам удастся…

— Мы можем отнести парочку соломенных тюфяков в комнату на чердаке, капитан!

— Хорошо. — Конечно. Как можно прогнать храбрецов, любой из которых мог в свое время биться под его началом в кровопролитных сражениях на Пиренеях? — Хорошо, — повторил Алек, — позаботься об этом, Гаррет, ладно?

— Незамедлительно, капитан! — Гаррет отдал честь и, развернувшись, отправился с ветеранами к их новому пристанищу на чердаке. — Живей, ребятки!

— Да благословит вас Господь, капитан! — Старые солдаты попытались поблагодарить Алека. — Вы один из самых лучших офицеров! Герой Ватерлоо!

Алек распрощался с ними. Присев на стул, задумчиво провел рукой по густой гриве спутанных черных волос.

Герой? Его отец в этом совсем не уверен.

— И это говорит мне мой собственный сын. — Граф Эльдчестер выглядел убитым, когда Алек предстал перед ним год назад в роскошной гостиной особняка в Мейфэре[1]. — Алек, не могу поверить, что ты явился сюда разрушить мое недавно обретенное счастье с женщиной, в которую я влюблен!

Алек был в военной форме, знаменитом голубом мундире и белых лосинах драгун. Стоял февраль 1815 года, и все высшие армейские офицеры были уже тайно предупреждены о том, что низверженному императору Наполеону удалось бежать из ссылки на острове Эльба, однако мысли Алека в данный момент занимало совершенно иное, поскольку он только что услышал о намерении отца жениться на Сюзанне.

— Пожалуйста, поверьте мне, сэр. — Алек стоял неестественно прямо, ненавидя каждое мгновение этого неприятного разговора. — Я забочусь исключительно о вашем благополучии.

Граф медленно поднялся, и Алеку внезапно бросились в глаза его далеко не молодые годы. Когда-то преданному сыну было хорошо известно — отец мечтал о военной карьере. Стены фамильного особняка были увешаны картинами, изображающими выдающиеся победы британского оружия. Граф с болезненным нетерпением ожидал кратких приездов сына на побывку домой. «О, этот выдающийся муж Веллингтон! — бывало, говаривал Эльдчестер. — Такими темпами, сынок, он очень быстро получит титул герцога Мальбрукского как величайший из полководцев Британии!» Отцу нравилось слушать рассказы о победоносных кампаниях Веллингтона, его переполняла искренняя гордость.

Однако в ту злополучную февральскую встречу граф совсем не гордился сыном.

— Тебе прекрасно известно, — с трудом выдавил граф, — я с нетерпением жду твоих приездов, рассказов о войне. Но явиться ко мне с подобным вздором…

— Отец, — попытался спокойно возразить Алек, — я лишь призываю тебя узнать ее получше. Понять, можно ли ей во всем доверять.

— Доверять? — Граф выглядел весьма скверно. — Доверять? Ах, Стефан не раз предупреждал, что ты будешь завидовать моему браку, боясь потерять мое расположение!

— Сэр, все совсем не так, поверьте мне!

— Достаточно. — Отец снова уселся в кресло. — Достаточно. Ты должен сознавать, что после таких речей я не могу принимать тебя в моем доме в качестве сына.

Роковые слова. Непоправимые. Отец выглядел по-настоящему разбитым, произнося их. Голос Алека дрожал от едва сдерживаемых чувств, когда он смог ответить:

— Сэр, мне очень жаль, что так вышло. И пожалуйста, поверьте, я всегда испытывал и буду испытывать к вам самое глубочайшее уважение. Но умоляю вас в последний раз, прислушайтесь к тому, что я говорю! Сэр, этого брака не должно случиться!

Отец удивленно уставился на него. Почти потрясенно.

— Не понимаю. Если бы ты знал ее. Я имею в виду, должным образом познакомился с ней, поговорил. — Он снова вскочил и принялся возбужденно мерить шагами комнату. — Да, именно так. Тогда бы ты осознал, насколько ошибся на ее счет, как несправедливо осудил.

— Прошу простить меня, сэр, но я не изменю своего мнения.

Граф в отчаянии упал в кресло. Его взгляд приобрел несвойственную жесткость.

— Очень хорошо. Так тому и быть. Моей будущей жене необходим дом в Лондоне, там будет жить ее мать. Она как-то упомянула, что особняк на Бедфорд-стрит, который я позволил тебе занимать последние несколько лет, ее вполне устраивает. В связи с этим прошу тебя как можно скорее его освободить. Думаю, нет нужды объяснять, что в дальнейшем я не собираюсь тратиться на твое довольствие.

Алек застыл на месте, его лицо ничего не выражало.

— Остается еще вопрос о доме в Спиталфилдзе для ветеранов войны, сэр. Я уверен, как бы вы ни разочаровались во мне, вы не оставите своих планов его финансировать?

— Знаешь что, — голос графа дрогнул, — думается мне, именно связавшись с подобными людьми, ты потерял малейшее представление о фамильной чести и обязанностях перед семьей! — Он с болью взглянул на младшего сына. — Полагаю, ты вполне сможешь сам поддерживать это заведение, раз тебя больше заботят дела твоих… твоих дорогих собратьев по оружию, чем мои!

— Это совсем не так, сэр.

— Довольно!

Алек стиснул зубы, коротко поклонился и вышел вон.

Заветное желание брата наконец-то исполнилось, брешь в отношениях отца и сына невозможно заделать.

Вскоре после случившегося Алека вызвали в полк, ибо Наполеон действительно сбежал и готовился призвать верные ему французские армии под свое командование. Противники столкнулись в последней решительной битве при бельгийской деревне Ватерлоо.

Потом Алеку пришлось вернуться домой. Только дома у него уже не было. Отец женился тем же летом, и пока сын сражался, родственники его мачехи с удовольствием разместились в доме, который он некогда занимал.

Алек решил переехать в дом для ветеранов в Спиталфилдзе. Когда-то особняк принадлежал богатому гугенотскому ткачу по фамилии Дюкруа, однако в прошлом процветающий квартал Спиталфилдз переживал сейчас не лучшие времена. Название «Вороний замок», которое местные остряки дали претенциозному творению месье Дюкруа. как нельзя лучше отражало его пыльное содержание.

Именно отец еще до разрыва высказал идею приобрести и отремонтировать особняк. «Я не смогу наслаждаться богатством, сознавая, сколько раненых бездомных солдат просят милостыню на каждом углу», — объяснял он Алеку.