Книга Угрюмое гостеприимство Петербурга - Степан Суздальцев

А.С. Пушкин

Угрюмый и мрачный, холодный и гостеприимный, град ветров и дождей, оплот моряков и художников, родина поэтов и императоров, город величественный и статный — таким предстал Санкт-Петербург перед молодым маркизом Ричардом Редсвордом.

Парижское лето 1837 года принесло ему знакомство с двадцатилетним повесой Дмитрием Григорьевичем Воронцовым, единственным наследником несметного состояния его дяди, графа Владимира Дмитриевича Воронцова.

Два молодых человека обнаружили свое парижское знакомство особенно приятным, во-первых, потому, что оба терпеть не могли Францию и все французское, а во-вторых, потому, что Дмитрий, хоть и владел в совершенстве диалектом Вольтера, предпочитал изъясняться на языке Уолтера Скотта, тогда как Ричард, чей отец в свое время был британским послом в России (и мать тоже знала русский язык), предпочитал Жуковского и Пушкина творчеству грассирующих поэтов.

Когда пребывание в «столице пошлости» сделалось для обоих джентльменов невыносимым, а случилось это в августе, они сделали то, что делает всякий молодой человек, нашедший себе лучшего друга, а именно — пригласили в гости один другого.

Поскольку Ричард лишь недавно покинул свой родной остров, тогда как Дмитрий обещал дяде вернуться домой к сентябрю, решено было поехать в Санкт-Петербург.

Карета, в которой молодые люди совершали путешествие, выехала на Невский проспект и помчалась с востока на запад — по направлению к Малой Морской улице, где жил граф Воронцов. В окнах кареты мелькали постоялые дворы, витрины магазинов и парадные клубов, господа в легких плащах нараспашку и с зонтами, шедшие по тротуарам, и хмурое небо над городом — все это напоминало Ричарду родную его сердцу Пикадилли.

— Останови, останови карету, — попросил Ричард.

— Стой! — скомандовал Дмитрий извозчику.

Ричард вышел на мостовую и огляделся: да, было в Невском проспекте что-то от Пикадилли, но солнце, раскаленное вечернее солнце, нанизанное на устремленную к небесам адмиралтейскую иглу, придавало столице России облик града царей, великой колыбели Европы.

Редсворд завороженно смотрел на запад, забыв обо всем на свете, и затаив дыхание наблюдал, как солнце, которое никогда не заходит над Британской империей, покорно кланяется Невскому проспекту. Ричард, забывший, как уже было сказано, обо всем, забыл также и о весьма полезном для человека свойстве — привычке дышать. Как следствие, он почувствовал нехватку воздуха и жадно вдохнул аромат Петербурга, который сильно отдавал французскими духами. Но запах этих духов, хоть они и были французскими, показался молодому джентльмену очаровательным, в чем не было ничего удивительного, ведь исходил он от девушки — нет: ангела, богини! Что была Афродита в сравнении с этим небесным созданием, венцом Творенья, Совершенством!

— Beauty![1]— вырвалось невольно у Ричарда.

Барышня смущенно посмотрела на него, снисходительно улыбнулась и скрылась за дверью какого-то магазина.

Молодой маркиз смутился, покраснел, почувствовал себя ослом и вернулся в карету.

— Ну что, beauty, поехали домой? — спросил Дмитрий.

Ричард кивнул, пытаясь перевести дух.

— Трогай! — скомандовал Воронцов извозчику.

Молодые люди поднялись на крыльцо и постучали в двойные дубовые двери, которые отворил Аркадий, презанятный старик в темно-синей ливрее екатерининской поры. Он провел обоих джентльменов по белой мраморной лестнице в гостиную, где в креслах сидели два уже немолодых господина и развлекали себя разговорами о политике и игрой в шахматы.

Один был граф Владимир Дмитриевич Воронцов. Несмотря на преклонный возраст, это был сильный мужчина, коренастый, с широкими скулами, дородным носом и массивным лбом, на который падали темные, с проседью волосы. Когда граф увидел двоих молодых людей, он принял вид задумчивый и слегка удивленный, но вид этот быстро сменился ласковой улыбкой, выплывшей из-под пышных его усов.

Встав с кресла, Владимир Дмитриевич обнял племянника, а затем повернулся к Ричарду.

— Дядя, это мой друг маркиз Ричард Уолтер Редсворд. Рик, это мой дядя, граф Владимир Дмитриевич Воронцов.

Граф улыбнулся и протянул гостю крепкую руку, которая немедленно получила крепкое пожатие.

— It is a great pleasure for me to meet thee, lord Redsword[2], — произнес Воронцов.

— Взаимно, Владимир Дмитриевич, — ответил Ричард. — Я неплохо говорю на русском, очень люблю этот язык, и вы окажете мне огромную честь, если будете говорить на родном языке.

— Но законы гостеприимства обязывают меня вести диалог на английском…

— В таком случае вы не откажете гостю в маленьком капризе?

Граф Воронцов выразил согласие и представил своего собеседника:

— Князь Ланевский Михаил Васильевич, мой друг.

Князь Ланевский был улыбчив и необычайно привлекателен.

Ричард протянул Михаилу Васильевичу руку, и тот очень сдержанно пожал ее. После он принял в объятия Дмитрия и, по русскому обычаю, трижды поцеловал его.

— Вы к нам надолго? — поинтересовался он у Ричарда.

— Ричард пробудет у нас какое-то время, — ответил за него Дмитрий.

Ланевский кивнул.

— Признаюсь, мне пора бы честь знать, — произнес он, взглянув на часы. — Митя, вы приехали очень вовремя: завтра я устраиваю бал по случаю семнадцатилетия Софьи.

Дмитрий кивнул, натянуто улыбнулся и слегка покраснел.

— Софья Михайловна уже… — промямлил он и замолчал.

— …уже почти год тебя не видела и очень по тебе соскучилась, — закончил Ланевский, — и потому ты просто обязан быть к нам завтра в девять.

— Да… я, конечно… очень рад… благодарю покорно…

— Разумеется, мы будем ждать и вас, маркиз. — Ланевский учтиво кивнул Ричарду.

— Право, князь, я не уверен, что мое присутствие…

— Неуверенность порождает неуклюжесть, — заметил Михаил Васильевич.

— А женщины не любят неуклюжих людей, — вставил Дмитрий.

Его острота не встретила ожидаемой реакции: Ланевский посмотрел на него строго, Владимир Дмитриевич сдержанно улыбнулся.

— Итак, решено: ждем завтра вас к девяти, — объявил Михаил Васильевич бодрым голосом и направился к выходу, но остановился у двери и спросил: — Маркиз, а вы уже решили, где остановитесь?

Ричард, не ожидавший подобного вопроса, уже хотел сказать что-то о гостинице «Астория», но Владимир Дмитриевич ответил за него:

— Разумеется, молодой маркиз остановится здесь, в моем доме.