Книга Пять рассерженных жен - Людмила Милевская

— По какому случаю? — изумилась я, прекрасно зная, что Даняв последние годы ест из рук Тамары, причём ест с аппетитом, и аппетит егорастёт катастрофически, так о каком протесте может идти речь?

Кстати, боюсь, он уже ест не один. Пока Тамара гробитздоровье на благо своего бизнеса, снедаемый бездельем Даня вполне можетобзавестись любовницей. Не хочу расстраивать Тамару, но я уже видела егооднажды рядом с длинноногой блондинкой лет двадцати. Правда это было в очередиза билетами на футбол, но кто его знает.

— Ах, Соня, я не знаю что делать, — горестно сообщилаТамара. — Даня восстал! Он не хочет пускать меня на день рождения Прокопыча.

Просто удивительно как этот эгоист Даня столько лет пускалмою Тамару на день рождения Фрола Прокофьевича. Учитывая то, что Фрол Прокофьевичпервый муж Тамары, это удивительно вдвойне.

— Ты сейчас где? — спросила я у Тамары, имея на неёкое-какие виды.

— На работе.

— До сих пор? — изумилась я.

— До сих пор, — со вздохом призналась она. — Ты же знаешь,как трудно оторваться от коллектива: пока не затрахают, не отпустят.

— Надеюсь, ты говоришь в переносном смысле.

— К сожалению, да, — ответила Тамара. — А тут ещё и Данявзялся пудрить мозги. Боже, как он протестует!

— Даня припёрся протестовать к тебе на работу? — поразиласья.

— Да нет, он-то как раз дома и протестует по телефону.

— Так отключи его и дело с концом, — посоветовала я.

— Уже отключила, но на душе скверно. А на день рожденияПрокопыча я все равно пойду. Пропускать это мероприятие не намерена. Пусть Даняхоть удавится, но традиции я не нарушу.

— Не надейся, он не удавится, — заметила я.

— Я тоже так думаю, — уже гораздо бодрей согласилась Тамараи с напором продолжила: — Соня, ты должна помочь мне выбрать подарок.

Каждый год Тамара дарила Фролу Прокофьевичу белую рубашку икаждый год к этому ответственнейшему акту она привлекала меня. Пользуясь нашейдружбой, она заставляла меня сначала долго курсировать между прилавкамивсевозможных магазинов, эту рубашку выбирая, а потом под угрозой обид тащила насам день рождения эту рубашку дарить.

Неприятность положения усугублялась тем, что дни рожденияФрола Прокофьевича, как правило, проходили очень скандально и заканчивалисьслезами всех приглашённых, исключая лишь меня и самого Фрола Прокофьевича.

На этот раз я присоединилась к Дане и восстала.

— Нет уж, — воскликнула я. — Обойдёшься без меня. Ни за чтоне пойду ни покупать подарок, ни на день рождения! Даже и не проси!

Я восстала не просто так, а с умыслом, поскольку положилаглаз на Тамаркиного кота, которого она любила пуще Дани. Я знала, что Тамаркамне на истязание своего кота не даст ни при каких обстоятельствах, но все жепыталась эти обстоятельства нащупать.

— Ну Мама, дорогая, — взмолилась Тамарка. — Ну почему?

— У меня своих дел по горло, — отмахнулась я. — Вот если быты на один день дала мне своего кота, тогда бы я ещё подумала.

Тамарка пришла в ужас.

— Что?! Моего кота?! Зачем он тебе?

— Всего лишь хочу с ним сфотографироваться, — невиннымголоском сообщила я.

— Представляю, что ты с ним сделаешь! — ещё большеужаснулась Тамарка, которой прекрасно известны полёты моей фантазии. — Нет,кота я не дам! Об этом не может быть и речи! Я люблю его больше жизни! Онединственный, кто действительно любит меня!

Мне стало обидно, и я возразила.

— Глупости, — с жаром воскликнула я, — я люблю тебя гораздобольше, просто подводит язык, а кот молчит, и ты ему веришь, а он любит толькопожрать, ну, и ещё то, что он обычно лижет и все, связанное с этим же. Больше унего в этой жизни интересов нет, не обольщайся. Он совершенно бездарнейшаяличность, но мне может очень пригодиться. Так что давай сюда кота, и хотьсегодня же отправимся выбирать Фролу Прокофьевичу его законную рубашку.

Казалось бы, что я такое ужасное сказала, Тамарка же моясловно взбесилась.

— За кого ты меня принимаешь?! — завопила она. — Мама, тыпросто дура, если надеешься, что я хоть на секунду доверю тебе своего кота!

— Да брось ты, — возмутилась я, — ни для кого не секрет, чтотвой Даня, этот враг всего живого, каждодневно бьёт несчастного кота смертнымбоем.

— Даня?! Бьёт моего кота?!

Похоже, Тамара была безутешна.

— Да, Даня. Лупит твоего кота нещадно, и я Даню не осуждаю,потому что (благодаря тебе) это единственное его занятие. Нельзя же таккалечить мужика. Мужчина создан для каторжного труда, а ты положила его напуховые перины, вот он на коте свою агрессию и вымещает. Сколько раз заходила ктебе, всегда натыкалась на одну и ту же сцену: немилосердное избиение кота. Ине только я. Весь город уже обсуждает эту тему. Куда только смотрит обществозащиты животных, если у нас такое есть.

Тамара потеряла дар речи. Я, пользуясь этим, продолжила:

— Если бы ты действительно любила кота, то не задумываясьотдала бы его мне. Бедняга хоть отдохнул бы от побоев. И вообще, поражаюсьтвоей неблагодарности. Я выступаю с таким выгодным для тебя проектом, а тыгоношишься.

Заслышав о проекте, Тамара мгновенно пришла в себя.

— Что ты имеешь ввиду? — озабоченно спросила она.

— Ну как же, твой кот в паре со мной будет выступать передмногочисленной аудиторией.

Зачем я, спрашивается, это сказала. Кто меня за язык тянул.Только что успокоившаяся Тамара, окончательно взбеленилась. Боже, какие онаизвергала из себя ругательства! Я выслушала их с присущей мне невозмутимостью исказала:

— При чем здесь цирк? Только в твою сумасшедшую голову можетпридти такая идея. Если твоему коту и место в цирке, так только в номере «Чудоожирения». Он потому и способен переживать Данины побои, что жиром заплыл. Яимею ввиду совсем не ту аудиторию. Речь идёт о моих читателях. Со дня на день впечать отправится мой новый детектив, а я до сих пор не отнесла в издательствосвою фотографию. И что за жадность? Я всего лишь хочу с твоим котом сфотографироваться,а ты уже столько шуму подняла. Ты гордиться должна, что я хочу показать всемусвету твоего ожиревшего кота. На мой взгляд, это очень выгодный для тебяпроект. Я потом подарю тебе свою книгу, ты будешь её показывать всем своимпартнёрам и говорить: «А вот мой кот! На обложке!» Чем это плохо?

Тамара призадумалась, видимо идея ей понравилась.

— А почему ты собралась фотографироваться на обложку скотом? — спросила она.