Книга "Раньше смерти не помрем!" Танкист, диверсант, смертник - Александр Лысев

Ящики и тюки грузили приехавшие с унтер-фельдфебелем солдаты с такими же саперными выпушками на мундирах. На складе, кроме майора, больше не было никого. Это было оговорено заранее. Под конец в кузов поставили несколько коробок с немецкой тушенкой. Майор докурил сигарету, подошел к наблюдавшему за погрузкой приезжему. Еще раз оглядел пристальным взглядом его фигуру в ладно пригнанном обмундировании. Встал чуть в отдалении, не говоря ни слова.

«Унтер-фельдфебель, — подумалось майору. — А примерно моих лет. Весьма странно… Впрочем, мне намекнули, с кем придется иметь дело», — тут же оборвал сам себя дисциплинированный кадровый прусский офицер. Однако от замечания вслух все-таки не удержался:

— Ich keampfte hier… Sommer der feunfzehnte… Unsere glorreiche alte Kaizer Armee… Und Sie, ohne Zweifel, waren auch im Front[5]?

Унтер-фельдфебель обернулся, несколько секунд пристально смотрел на майора своими серыми глазами, затем произнес, как показалось интенданту, с едва уловимой странностью непонятного происхождения в интонации:

— Ich auch. Ohne Zweifel[6].

И, коротко козырнув, уселся в кабину грузовика. Майор проводил взглядом «Шкоду» со старательно зашнурованным тентом.

Выехали на улицу. Унтер-фельдфебель еще раз проверил наличие всех необходимых отметок в сопроводительных документах. Прежде чем убрать бумаги в нагрудный карман мундира, беззвучно перечитал про себя предписание: «Выдано унтер-фельдфебелю Гюнтеру Цойлеру». И чуточку усмехнулся краешком рта, как час назад в казарме-складе, когда проверял содержимое ящиков. Затем достал сигарету, опустил боковое окно грузовика и, закурив, выпустил струйку дыма через нижнюю губу, разглядывая окрестности.

Унтер-фельдфебель сказал майору совершенную правду. Он действительно тоже воевал в этих местах летом 1915 года. Только не в кайзеровской армии, а в русской императорской. И предписания он тогда предъявлял не на имя Гюнтера Цойлера, а на имя в тот момент прапорщика Александра Николаевича Земцова — свое подлинное имя…

После бани переодевались во дворе за глухим высоким дощатым забором. Когда на улице послышался треск мотоциклетного мотора, все инстинктивно замерли и переглянулись. Не ходивший в баню часовой в немецкой форме, выглянув за ворота, запустил мотоциклиста во двор и тут же снова плотно закрыл створки. На мотоцикле без коляски въехал командир взвода лейтенант Кнапке. Заглушил двигатель.

— Herr Leutenant… — подскочил с докладом часовой, приставляя винтовку к ноге.

— Говорить только по-русски. Всем! — с ходу оборвал его Кнапке. Оглядел отделение Цойлера, застывшее посреди двора в одном нижнем белье, но с руками по швам. Бросил с легкой усмешкой: — Вольно!

Кнапке прошелся по двору между солдат отделения, окинул взглядом пуговицы и завязки на нижнем белье, едва заметно покивал с удовлетворенным видом и обернулся к Земцову:

— Цойлер, как оденутся, дайте мне знать — будем получать документы.

— Так точно!

И, кинув снятые кожаные перчатки на бензобак своего BMW, с увесистой полевой сумкой в руках направился через двор в беленую хату. Русским языком Кнапке владел великолепно. Впрочем, как и большинство чинов подразделения «20–60», входившего в 800-й полк особого назначения «Бранденбург».

На дворе между тем продолжилась распаковка привезенных накануне тюков. С немецкой обстоятельностью тюки были пронумерованы. Зная заранее свой номер, каждый брал предназначенное себе. Земцов перерезал штык-ножом бечевку, аккуратно разложил на пятнистой плащ-накидке вытащенное из бумажного пакета советское обмундирование и снаряжение. Поставил на землю яловые сапоги, накинув на голенища портянки. Кто-то рядом, в свою очередь, усмехнулся портянкам, покосился на Земцова и сделал то же самое. В каждом тюке находился полный комплект обмундирования и снаряжения кадрового пехотинца Красной Армии. Земцов придирчиво осмотрел хлопчатобумажную гимнастерку защитного цвета со стрелковыми петлицами старшины, такие же бриджи. Одел — все пришлось впору. Ловко намотал портянки и, притопнув каждой ногой, покачался с пятки на носок и обратно. Затем раскатал поясной ремень и принялся последовательно надевать на него снаряжение: круглый подсумок к автомату ППД, гранатную сумку, лямки плечевых ремней, сухарную сумку, флягу на пристяжном карабине, саперную лопатку, второй подсумок. Распределил снаряжение, подогнал все, подпоясался и расправил все складки на гимнастерке. Продел через плечо противогазную сумку.

— Помоги, — коротко обратился к рослому вестфальцу Хубе.

Тот закинул на плечи Земцову красноармейский ранец с уже притороченной к нему шинельной скаткой. Пилотку Земцов заправил за ремень и аккуратно разгладил. Подтянул подбородочный ремешок стального шлема образца тридцать шестого года с нарисованной на нем красной звездой. Все остальные в это время занимались со своим обмундированием и снаряжением тем же. Из зеленых ящиков извлекли стрелковое оружие — автоматы и самозарядные винтовки. Раздали патроны и гранаты.

— Становись! — Земцов вышел на середину двора.

Прохаживаясь вдоль строя, бросал короткие замечания: «застегни пуговицу», «расправь складки», «лямка перевернулась, поправь». Дошел до Хубе.

— Лопату на другой бок перевесь.

— Scheisse.

— Все по-русски, Хубе, по-русски. — В вестфальца впился цепкий взгляд серых глаз.

Хубе помялся с ноги на ногу и вдруг разразился отменной матерной тирадой на чистейшем русском языке, смысл которой сводился к тому, что теперь придется перебирать всю навешенную на него снарягу. Выругался с чувством, с толком и расстановкой и тут же, щелкнув каблуками, прижал руки по швам и впился вопросительным взглядом в Земцова.

— Очень хорошо, — серьезно одобрил Земцов. Но добавил: — Каблуками не щелкай.

Когда Хубе с помощью товарищей устранил нарушение, Земцов сделал движение бровями крайнему в строю солдату:

— Зови Кнапке.

Через минуту на крыльце хаты появился Кнапке в форме капитана пехоты РККА.

— Рав-няйсь! Сми-ирна! — негромко подал команду Земцов.

Кнапке прошелся вдоль строя, внимательно вглядываясь в каждого стоящего перед ним. Остался доволен, слегка покивал головой. Раздал всем красноармейские книжки и прочие документы. Посчитал необходимым напомнить:

— И чтобы подворотники всегда были чистые!

— Подворотнички, господин лейтенант, — подал голос из-за спины Кнапке Земцов.

Это было правило в команде: любой, кто заметил чью-то ошибку или неточность, должен был незамедлительно ее поправить при всех. Не важно, кто и в каком чине ее допустил, — честолюбию здесь места не было, только работа. На общее благо.