Книга Тень спрута - Сергей Щеглов

— Вот так-то, — сказал Калашников и развалился в кресле, потянувшись всем телом. — А ты говоришь — «ва-аши проблемы»!

— Так ваши и есть, — ответил Макаров. — Человечество-то от твоих рассуждений даже не почешется.

— Это верно, — вздохнул Калашников. — Человечеству на меня наплевать с высокого дерева. Как, впрочем, и на самое себя.

Он взял со стола последний кусок торта, долил в стакан кипятку, выцедив чайник до донышка.

— Надо бы еще вскипятить, — заметил Макаров. — У нас тут хлеб имеется. И шоколадная паста!

— Надо — вскипятим, — согласился Калашников. Он поставил чайник на видавшие виды тумбочку и воткнул вилку в обмотанную синей изолентой розетку.

Короткое замыкание, подумал он в следующее мгновение, оказавшись в полной темноте. Хотя нет, были бы искры.

— Это еще что такое? — спросил Калашников в темноту.

— Так ядерный дождь, — ехидно ответил Макаров. — Как и было предсказано!

— Ядерный снег, — фыркнул Калашников. — До полного обледенения проводов. У тебя фонарик какой-нибудь есть?

— Только спички, — ответил Макаров. — Ты посиди, я сейчас что-нибудь придумаю.

Устроим вечер со свечами, подумал Калашников. Как в добрые старые времена, когда все мы были молоды, зачитывались фантастикой и твердо верили, что еще при нашей жизни на Земле будет построено светлое будущее.

Макаров чиркнул спичкой и направился к выходу, отбрасывая на стены и потолок гигантскую черную тень.

— А свечи? — сварливо сказал Калашников.

— Приносите — зажжем, — ответил Макаров. Он задул догоревшую спичку, чиркнул второй. Затем отворил дверь на лестницу. — Ура! Я вижу свет!

— Свет? — удивился Калашников. — Значит, это только нас обесточили?!

— Да нет, у соседей тоже темно, — ответил Макаров. — Погоди, я сейчас…

Любопытство пересилило усталость. Калашников осторожно поднялся, нащупал по правую руку от себя стеллаж с книгами и маленькими шагами двинулся к выходу.

В распахнутую настежь дверь действительно просачивался свет. Калашников сделал еще два шага и услышал снаружи блеющий звук, которым Макаров обычно выражал крайнее удивление:

— Э-э-э?!

— Ме-е-е! — отозвался Калашников, пригнул голову и выскочил на лестничную площадку. Макаров стоял наверху, около двери в подъезд, одной рукой опираясь на стену. Лицо его было освещено ярким солнечным светом.

Э, нет, ошеломленно подумал Калашников. Декабрь, восемь вечера; какое тут, к черту, солнце?!

2.

Макаров толкнул дверь, и она распахнулась наружу, не встретив никакого сопротивления. В прямоугольном проеме Калашников увидел яркое синее небо, по которому стремительно неслись маленькие курчавые облака.

— Вот блин… — сказал Макаров, пятясь от распахнутой двери.

— Что там такое? — спросил Калашников.

— А сам посмотри, — загадочно ответил Макаров. Он спустился еще на две ступеньки, повернулся боком и прислонился к стене. — Держу пари, такого ты даже на видео не видел.

— Кинопередвижка приехала? — предположил Калашников, поднимаясь к свету. — Или мы пропьянствовали всю зиму, даже не заметив…

Калашников замолчал, разглядев то, что находилось за дверью. Макаров громко хмыкнул. Он заметил, что рука Калашникова шарит по стене в поисках опоры.

— Позвольте, — пробормотал Калашников, протягивая палец в сторону синего неба. — На этом месте только что был двор!

— А внизу — город, — поддакнул Макаров.

— Внизу? — переспросил Калашников и поднялся еще на ступеньку. — Э-э-э!

Поднимаясь по лестнице, Калашников уже понял, что дверь подвала открывается в пустоту. Но только сейчас, вцепившись в покрытый облупившейся краской наличник, получив в лицо упругий порыв теплого ветра, увидев под ногами маленькие, словно игрушечные, сосны, Калашников наконец понял, что произошло. Подвал, вырванный неведомой силой из промерзшей пермской земли, висел высоко в воздухе над неизвестной страной.

Калашников сжал дрогнувшие губы и посмотрел на Макарова. Тот молча скрестил руки на груди.

Допрыгался, подумал Калашников.

Черт знает что делается, подумал Макаров.

— Слушай, — сказал Калашников, проследив изгиб поблескивавшей за соснами реки. — А ведь это Кама!

— И я думаю, что Кама, — ответил Макаров. — Кама на месте, а вот город куда-то подевался.

Калашников взялся за наличник обеими руками и высунул голову наружу.

— Между прочим, — сообщил он Макарову, — мы висим в точности над тем местом, где стоял твой подвал. Слева — Усть-Качка, справа — Стрелка! А следовательно…

Он посмотрел вниз и вдруг замолчал.

— Что там? — нервно спросил Макаров.

— Твоя очередь, — ответил Калашников, втаскивая себя обратно в подвал. — Посмотри и скажи, на что это больше всего похоже.

Макаров встал на колени, взялся одной рукой за косяк, другой уперся в узкую полоску бетонного пола у самого края пропасти и, вытянув шею, посмотрел вниз.

Больше всего это походило на лунный кратер, неизвестно как очутившийся в сосновом бору. Идеально круглая чаша кратера была заполнена тончайшей серой пылью, от одного взгляда на которую начинало рябить в глазах. Вздымавшиеся на уровень окрестных сосен стенки кратера были отполированы до зеркального блеска; бурлившая внутри кратера пыль поминутно взлетала по этим стенкам до половины их высоты и скатывалась обратно, не оставляя следов. Несмотря на довольно сильный ветер, над кратером висели клочья серого тумана, медленно вращавшиеся вокруг центра.

Макаров затряс головой и ввалился обратно в подвал. Молча сел на ступеньку, достал из кармана портсигар, вытащил сигарету.

— Похоже, мы крепко влипли, — сказал он, чиркая спичкой. — Больше всего это похоже на взбесившуюся хроноквантовую пену.

— Начитался фантастики, и доволен, — пробурчал Калашников, который и сам знал немало мудреных слов. — Лучше скажи, где это мы очутились? В бреду, в прошлом, в будущем или в какой-то параллельной реальности?

— А какая, собственно, разница? — пожал плечами Макаров и сделал глубокую затяжку. — Сделать-то мы все равно ничего не можем! И насчет бреда не очень-то обольщайся. Бред, он совсем по-другому выглядит…

— Это у тебя по-другому, — возразил Калашников. — А по мне — так в самый раз. Черт, да что же это такое! Ведь всю жизнь мечтал о чем-то подобном, а в голове всякая ерунда крутится. Мне же с заказчиком завтра встречаться, в десять утра; и за квартирой присмотреть некому…

Он уселся в проеме, свесил ноги в пустоту и привалился к дверному косяку:

— Дай, что ли, сигарету!