Книга Ублюдки - Владимир Алеников

А случилось это две недели назад, в позапрошлую пятницу. Родька уже начал домой собираться, да в последний момент решил погодить маленько. Он все равно припозднился, а баба-то назад еще не пробежала, хоть уже и к одиннадцати дело шло.

И не зря ждал. Минут через десять услыхал знакомое цоканье. Правда, шаги раздавались какие-то другие, неверные. Родька насторожился, вслушался повнимательнее.

А как баба появилась, он сразу, еще издали ее завидев, допедрил, в чем дело. Правда, поначалу сомневался, но потом окончательно убедился. Баба была поддатая.

И на этот раз впервые не бежала, а шла. Причем с провожатым, с хахелем. Родька сразу понял, что это хахель, по тому, как он ее придерживал, заботу проявлял. Хотя, с другой стороны, если бы не он, то баба небось и на ногах-то не удержалась, уж больно ее валтузило.

В руках она держала аж целых три букета цветов. И еще вроде столько же хахель тащил. Небось на такси денег пожидился, догадался Родька. Иначе с чего бы с этакой кучей цветов в метро переться. Во жмот! Не того хахеля себе нашла, дура! — пожалел он бабу.

А она, поравнявшись с Родькой, ни с того ни с сего остановилась, повернулась и уставилась прямо на него. Хахель ейный аж споткнулся от неожиданности, налетел на нее, толканул слегка.

Тут она так плечом повела гордо, будто отряхивается, и ему строго: «Борис, держитесь на ногах, что с вами?»

Родька чуть не заржал. Это ж надо, сама на ногах не стоит, а на хахеля наезжает!..

Но он усмешку тут же подавил и медленно, вроде как стесняясь — это у него хорошо получалось, — поднял на нее глазенки. Гляди, гляди, ухмыльнулся про себя, первый раз увидела…

А баба все смотрела каким-то мутным взглядом, а потом вдруг улыбнулась той самой охуительной улыбкой, что на фотке, и говорит:

— Ну что, малыш, смотришь?

Голос у нее оказался звучный, громкий, разнесся по всему переходу. А слова она по пьяни выговаривала с трудом, гласные звуки глотала.

Родька прямо растерялся от такого вопроса. А когда собрался ответить и уже даже рот открыл, она вдруг хохотнула и выпалила:

— Наверное, артистом хочешь стать, да?

— Алла, что вы говорите! — забормотал ей на ухо хахель Борис.

Тихо так бормотал, но Родька, как тот ни старался, все равно услыхал, слуху него был острый. Слова хахель произносил прерывисто, будто задыхался, и голос был какой-то противный, хрипловатый.

— Какой артист, — говорил он, — мальчик же без ног, вы разве не видите?

Алла — так, значит, звали бабу — резко выпрямилась, будто ее ударили, покраснела и быстро, даже быстрее чем обычно, зацокала к метро. А Борис этот ейный порылся в карманах, вынул мятую десятку, бросил Родьке и кинулся вдогонку.

Все это произошло с такой моментальностью, что Родька так и остался сидеть с открытым ртом, глядя им вслед. Потом наконец отвернулся, смачно сплюнул, брезгливо разгладил скомканный червонец и стал собираться домой.

За эти две недели Родька видел бабу раз десять, не меньше, причем дважды с тем же хахелем, Борисом. Все они рано или поздно мимо него проходят, никуда не деваются. Правда, чего-то вот Миши с телестудии давно не видно. Может, и заболел, какой-то он был мерзлявый.

Но больше баба рядом с ним ни разу не останавливалась, проносилась мимо на дикой скорости, глядя прямо перед собой.

Родька ни ее, ни хахеля не окликал, решил не торопиться. Ждать он умел, знал, что рано или поздно своего дождется, случай представится.

В таких делах он не ошибался, нюх у него на эти дела.

Как он думал, так оно теперь и случилось. Был уже поздний вечер, без пяти одиннадцать, когда наконец раздалось знакомое цоканье и в конце туннеля возник ее силуэт.

Родька быстро огляделся. Не зря ему сегодня целый день везло. Переход был совсем пуст, Алла шла одна, идеальнее просто не придумаешь.

Он ловко собрал деньги, рассовал по карманам, натянул кепку и приготовился. Она, как обычно, чуть сутулясь, быстрой походкой устремилась вперед, не глядя в его сторону и немножко втянув голову в плечи.

Когда между ними оставалось метра три, Родька вытянул в ее сторону правую руку и заголосил:

— Тетенька, помогите, а тетенька!

Алла, вздрогнув, резко остановилась и повернулась к нему. Глаза у нее были большие, темно-синие, как на афише.

— Пожалуйста, тетенька! — продолжал ныть Родька.

Алла подошла поближе.

— Что ты хочешь? — спросила она.

— Вот видите, тетенька, — показал он на сложенное и приставленное рядом к стенке инвалидное кресло, — это кресло мое. Помогите сесть, будьте добреньки, а дальше я сам сумею.

И улыбнулся самой своей жалостной улыбкой.

— Да, конечно, — засуетилась Алла. — Сейчас.

Она положила сумочку на пол, взяла кресло, не очень умело стала расправлять его. Родька внимательно следил за ее действиями, помогал подсказкой. В это время из метро по переходу пошли люди — видимо, пришел поезд.

Родька решил немного потянуть время. Подождал, пока основная масса прошла мимо, потом внезапно закатил глаза, тяжело задышал и откинулся к стенке.

— Что с тобой? — испугалась Алла.

— Сейчас, — прошептал он одеревеневшими губами. — Сейчас пройдет, вы не беспокойтесь. Это так со мной бывает. Вы идите, если спешите, я потом кого другого попрошу.

Краем глаза он заметил, что кто-то из прохожих оглянулся на них, но останавливаться все же не стал, пошел дальше.

— Ничего-ничего, никуда я не спешу, — заволновалась Алла. — Ты, главное, не торопись, не волнуйся, я побуду сколько надо.

Переход опять опустел. Пора было начинать действовать.

— Ну вот, уже лучше, — пробормотал Родька. — Вроде прошло. Давайте я сяду, неудобно вас задерживать.

Она вплотную подкатила к нему кресло, нагнулась, с тем чтобы взять его под мышки.

— Нет, не так, — поправил ее Родька. — Давайте я вас этой рукой за шею обниму, а этой сам себе помогу, так удобнее будет, я знаю.

Алла послушно нагнулась, подставила шею. Родька плотно обхватил ее правой рукой, глубоко вдохнул. От нее шел охуительный аромат каких-то духов.

— Ну, взяли! — скомандовал он и, опираясь на нее, сильным рывком переместился в кресло, по-прежнему крепко прижимая согнутую Аллу к себе.

Почти одновременно с этим Родька левой рукой вытащил из полой ручки кресла спрятанную в ней заточку. Заточку эту он довел до остроты охуенной. Недаром в прошлом году любовно трудился над ней целых три дня подряд. Не просто заострил, но и по сторонам заточил. Тогда же и рукоятку для нее вырезал точно себе по руке, отполировал как надо. И с тех пор регулярно заточку подтачивал, следил, не затупилась ли. Потому она ни разу его и не подводила.