Книга Суперканны - Джеймс Грэм Баллард

«Конек» вполне мог бы и выжить, но на смену Франции шестидесятых с ее ленчами в придорожных кафе, фантомасовскими «ситроенами» и лозунгами против «Се-эр-эс»{4} пришла новая Франция с ее высокоскоростными монорельсовыми дорогами, «Макдональдсами» и роскошными авиашоу, куда мы с моим двоюродным братом Чарльзом, организовав издательство, специализирующееся на авиационной тематике, наведывались на арендованной «цессне». А новее всего в новой Франции была «Эдем-Олимпия». Эта зона в десяти милях к северо-востоку от Канн на лесистых холмах между Валбонном и морем представляла собой новейший застроечный комплекс, который начался с «Софии-Антиполиса» и скоро превратит Прованс в Силиконовую долину Европы.

Привлеченные налоговыми льготами и климатом, так похожим на северокалифорнийский, десятки межнациональных компаний переехали в бизнес-парк, где теперь работало десять с лишним тысяч человек. Высшее его руководство было наиболее высокооплачиваемой профессиональной кастой в Европе, новой элитой администраторов, банкиров и научных предпринимателей. Роскошно изданная брошюра воспевала видение из стекла и титана, прямиком сошедшее с кульманов Ричарда Ньютры и Фрэнка Гери{5}; однако этот модернизм был очеловечен декоративными парками и искусственными озерами и являл собой более мягкую версию Лучезарного города Корбюзье{6}. Даже я при всем своем скептицизме потерял бдительность.

Рассматривая карты, я положил брошюрку на мою коленную скобу; Джейн тем временем вела наш «ягуар» в направлении Граса по шоссе, к середине дня заполнившемуся машинами. Парфюмерный запах с близлежащей фабрики проник в салон, но Джейн опустила стекло и вдохнула поглубже. Бесшабашный вечерок, проведенный нами накануне в Арле, вернул ее к жизни: мы прогуливались под ручку нетвердой — после обеда с возлияниями — походкой, обследуя то, что, по моему убеждению, было каналом Ван Гога, а оказалось вонючей дренажной канавой за дворцом архиепископа; обоим нам не терпелось поскорее вернуться в гостиницу и улечься в роскошную постель.

Пожалуй, впервые со дня нашей свадьбы румянец стал возвращаться на ее щеки. У нее были внимательные глаза и анемичная кожа вундеркинда.

До встречи со мной Джейн слишком много времени проводила в лифтах и патологоанатомических театрах, и бледное сияние ламп дневного света преследовало ее, как двенадцатилетнего подростка преследуют воспоминания о страшном сне. Но едва мы выехали из Арля, она собралась с силами, готовая принять вызов «Эдем-Олимпии», и я слышал, как она бормочет себе под нос соленые словечки, которые так смущали молодых консультантов из больницы Гая.

— Ну-ка, Пол, приободри меня. Сколько еще осталось?

— Последняя миля всегда самая короткая. Ты, наверно, устала.

— Я неплохо отдохнула — даже не думала, что так хорошо будет. Почему я так нервничаю?

— Успокойся. — Я обхватил ее пальцы вместе с рулевым колесом и направил «ягуар» чуть в сторону, объезжая пожилую женщину на велосипеде с корзинками, из которых торчали длинные французские батоны. — Джейн, тебя ждет колоссальный успех. Ты самый молодой врач в штате и самый красивый. Знающая, трудолюбивая… что еще?

— Нагловатая?

— Ты будешь им полезна. И потом, ведь это всего лишь бизнес-парк.

— Кстати, вот и он — прямо по курсу. Бог ты мой, да он размером с Флориду…

Офисные здания комплекса «Эдем-Олимпии» стали появляться на склонах гор вдоль вытянутой долины, поросшей эвкалиптами и зонтичными соснами. За ними были видны крыши Канн и Иль-де-Лерана — уголок Средиземноморья, при виде которого мое сердце всегда начинало биться сильнее.

— Пол, посмотри-ка туда… — Палец Джейн, указывающий на склон горы, был все еще грязноват — ей пришлось заменить свечу зажигания. Сотни голубых овалов подрагивали, как слезящиеся под солнцем Прованса глаза. — Это что такое — коллекторы для дождевой воды? Или емкости с Шанелью номер пять? А эти люди… Они что — голые?

— Голые. Или почти голые. Это бассейны, Джейн. Посмотри-ка хорошенько на своих новых пациентов. — (В саду собственной виллы какой-то важный босс, разменявший шестой десяток загорелый мужчина, стройный, почти как мальчишка, легко подпрыгивал на трамплине, готовясь нырнуть.) — Крепкий народец… Не могу себе представить, чтобы кого-нибудь из них свалила болезнь.

— Еще как представишь. Работы у меня будет по горло. Тут, небось, на каждом шагу аэропортовый туберкулез и вирусы, которые плодятся только в частных самолетах. А уж что до душевных расстройств…

Я принялся считать бассейны — по числу бирюзовых вспышек, теряющихся за высокими заборами вилл под сенью саговников и бугенвиллий. Через десять тысяч лет, когда Лазурный берег давным-давно уже опустеет, первые археологи будут недоумевать, разглядывая эти пустые ямы с их поблекшими фресками, изображающими тритонов и стилизованных рыбок, — как удивят их эти подводно-солнечные часы, а может быть, алтари чудной религии, оставленные высоко в холмах неким племенем мистиков-геометров!

С шоссе на Канны мы свернули в аллею, которая вела к воротам бизнес-парка. Колеса «ягуара» онемели, заскользив по более шикарному дорожному покрытию — это была чуть ли не измельченная слоновая кость. Здесь, наверно, и мощные покрышки лимузинов-кадиллаков катят беззвучно. Ряды канарских пальм по краям образовывали что-то вроде почетного караула, а на центральной площадке пылали клумбы золотистой пушницы.

Несмотря на этот ослепительный антураж, роскошь «Эдем-Олимпии» была по-старомодному сдержанной — именно такую стратегию выбрали в начале нового тысячелетия расчетливые богачи информационного века. Офисные здания из стекла и серого, отливающего красным металла располагались на солидном расстоянии друг от друга — их разделяли искусственные озера и окруженные дорожками островки леса; здесь вполне мог бы найти себе уютное убежище и современный Робинзон. Едва заметная пелена над озерцами и теплое солнце, отраженное стеклянными стенами, создавали опаловую дымку, отчего весь бизнес-парк казался каким-то миражом, виртуальным городом, выросшим в этом пахнущем соснами воздухе, как sont-et-lumiére[5]видение нового Версаля.

Но работа и реалии корпоративной жизни не давали «Эдем-Олимпии» воспарить к облакам. Снаружи к зданиям прилепились вентиляционные шахты и кабелепроводы — явное свидетельство того, что «Эдем-Олимпия» заботится о прибылях компании и желает угодить акционерам. Тарелки спутниковых антенн на крышах торчали, как апостольники монахинь из ордена сестер-компьютерщиц, верующих в непогрешимость рабочих станций и благость электронной бухгалтерии.

Гравий впился в покрышки «ягуара». Очнувшись от своих грез наяву, Джейн резко затормозила перед постом охраны; старенький спортивный автомобиль замер, словно врезался в стену. Два охранника в униформе подняли головы, оторвав взгляд от своих мониторов; Джейн сделала вид, что не заметила их, и уже готова была отсалютовать им жестом из двух пальцев, но я успел накрыть ее руку.