Книга Команда бесстрашных бойцов - Дмитрий Володихин

Еще девочка располагала Лучшим Другом и точно знала: нож ей тоже достался по наследству. Он-то и оказался самым ценным из всего. Дважды Тэйки меняла Лучшему Другу рукоятку, пока не убедилась в полном ее совершенстве. Частички крови третьего хозяина, злого и беспощадного человека, остались на лезвии… как и частички крови многих других людей.

Через пять минут Тэйки покинула Пещеру Красного Дракона.

Глава втораяНЕ СОВСЕМ ЧЕЛОВЕК

Немо, принявший звонок от генерала Дани на минуту раньше нее, уже двигался по городу к назначенной точке встречи. Он был одет в серый комбинезон и серые полусапоги. На голове Немо красовалась армейская каска, обшитая серой тканью. Внутренняя сторона каски скрывала электронный арсенал стоимостью в три вездехода или в один блок очень запретной биоэлектроники, каковой был отдан Гвоздю за его великое искусство. «Арсенал» мог быть подключен к мозгу Немо посредством разъемов, встроенных в титановую коробку, заменявшую ему череп. Впрочем, это чудо инженерии умельцы, монтировавшие его четыре года назад, скрыли под слоем почти настоящей человеческой кожи и почти настоящей человеческой плоти… Глаза, правда, Немо сохранил собственные – тогда, в жестокой драке за берлогу на Хорошевке, унесшую жизнь генерала Крохи, лицо рыжей Кати и фрагмент настоящего, «природного» черепа Немо. Теперь его мимика могла бы показаться стороннему наблюдателю бедной. На самом же деле никакой мимики не осталось, одна сплошная иллюзия… Немо был бледен, тонкогуб, вял в движениях. Псевдоплоть на голове покрывали жесткие черные волосы, чуть кудрявившиеся. Правильные, «титановые» черты лица – прямой нос, «мужественный» подбородок, высокий лоб – позволяли назвать его красивым, хотя подобная красота, скорее, присуща статуям, чем живым людям.

Арсенал в данный момент подключен не был.

Помимо него, тело Немо оснастили железякой попроще: левая рука его представляла собой стальной протез, упрятанный под тонким слоем биоимитатора (кожа, мясо, ногти – все очень похоже на настоящие, человеческие) и работавший от источника питания, который следовало менять не чаще чем раз в три года. Подкожные кабели связывали протез с содержимым титановой коробки. В случае необходимости Немо имел возможность подключиться к любому пирожку с электронной начинкой, надорвав псевдокожу на подушечке пальца… В случае необходимости иного рода он легко пробивал кулаком кирпичные стены.

На другой руке Немо носил браслет: семь серебряных цепочек и скрепляющее их изображение лабиринта, у которого нет выхода. Когда ему требовалось как следует поразмыслить, он принимался поглаживать браслет, и мысли сейчас же устремлялись в нужное русло.

Немо терпеть не мог мотоциклы, авиетки, магические вихри, дрессированных оборотней и прочие способы передвижения, относительно безопасные в Великом Городе. Ему нравился самый опасный способ – на своих двоих. Немо предпочитал, чтобы все вокруг изменялось медленно. Он умел думать, говорить, передвигаться и драться очень быстро, но все это давалось ему путем преодоления «ментальной боли». Так он назвал состояние, когда ум заходит за разум, сознание превращается в дюжину самостоятельных, борющихся друг с другом хаосов и порядков, а содержимое титановой коробки криком кричит от ужаса на пороге превращения в безликое ничто… Ему требовались длительные периоды отдыха от таких моментов, и Немо всегда лежал, если можно было одно из трех: сидеть, стоять или лежать, и еще Немо всегда еле-еле передвигал ноги, если можно было одно из трех: еле-еле передвигать ноги, идти быстрым шагом или бежать.

Вот и теперь Немо без особой спешки выбрался из бывшего тира бывшего первого гуманитарного корпуса бывшего МГУ, а ныне системы полузатопленных подвалов, воспользовался системой наблюдения работы все того же великого мастера Гвоздя, чтобы убедиться в полной безопасности подъема на поверхность, открыл люк, поплутал по завалам, образовавшимся очень давно – с дюжину лет назад – из могучего одиннадцатиэтажного здания, и вышел на вольный воздух проспекта Вернадского. Здесь, у окраины территории, в древности принадлежавшей университетскому городку, в беспорядке валялись гранитные глыбы, вырванные артиллерийским огнем последних защитников МГУ из мемориала с вечным огнем. Здесь же валялся абстрактно-угловатый юноша из потемневшего от времени камня: его снесло с фасада первого гуманитарного корпуса – видимо, случайный снаряд ударил по касательной… У наводчиков дрожали руки, хотя это и были отчаянно смелые люди. Им предстояло через несколько часов стать пищей для дружины сиятельного кагана Гаггэ. Они ею и стали… те, кто остался в живых.

Бывший детский театр превратился в бесформенный ком строительных материалов, сплавленных друг с другом волной магического пламени. Вместо цирка зияла воронка двухсотметрового диаметра. Всхолмье, образовавшееся рядом, там, где раньше были детские аттракционы, поросло Черной Проволокой – то ли растением, то ли животным, очень похожим на растение. Черная Проволока с редким постоянством истребляла птиц, иногда поливала ядом оборотней, но к людям оставалась индифферентной. Она пришла сюда из мира Багнадоф и чувствовала себя на Земле неуютно… Лишь небольшая полоса прежнего проспекта Вернадского, начиная от прежнего Метромоста прежней станции метро «Университет», по счастливому стечению обстоятельств сохранилась почти в первозданном виде. Две полосы темного асфальта, хотя и растрескавшегося, раздвинутого побегами растений, – земных и не очень – все еще связывали берег Москвы-реки с пристанью подземных кораблей…

Немо добрался до асфальта и зашагал, насвистывая, к месту встречи, назначенному генералом Даней.

Если бы его спросили: что такое проспект Вернадского? что такое цирк? что такое детский театр? что такое Метромост? Он бы ответил: «Не знаю. Не знаю. Не знаю. Не знаю». Ему было шестнадцать, и он родился на те же шестнадцать лет позже проклятого две тысячи тридцатого, когда какой-то безмозглый вонючий оккультист, вместо того чтобы насладиться безобидным странствием по миру снов, лучшему курорту преисподней, спьяну вызвал его сюда, к себе домой. Метромост Немо еще застал. Он бы помнил его, если бы помнил хоть что-то, предшествовавшее десятому августа 2051-го. Но тот горячий денек на Хорошевке лишил его всей памяти, помимо нескольких ярких, ни с чем не сшитых лоскутков… Вся его жизнь сосредоточилась на пятачке из четырех последних лет и примерно четырех же не прожитых еще минут.

Когда Немо вправляли мозги, Даня услышал от инженера-хирурга, большого спеца в своем деле и конченого нарка:

– Если ему оставить собственные извилины, ваш парень будет пускать слюни и бубукать вроде хренова младенца. Если сунуть ему в башку железяки и провода, он станет психом с опасными вывихами. Если… короче, у меня есть вытяжка из железы внутренней секреции настоящего гоблинского истребителя магов… и я… конечно, с твоего разрешения…

– Кем он станет?

– Умным парнем. Крутым парнем. Только не совсем человеком.

– Я не люблю этой дряни, люди должны оставаться людьми, а чужих следует убивать. Сколько увидел – столько убил.

– Да-а-а-а… Но… Он не будет чужаком. Пригрейте его, как котенка, и он будет нашим. То есть… вашим. Почти нормальным.