Книга Как выжить в НФ-вселенной - Ю Чарльз

Врать не буду — я сразу выбрал девушку. Думаете, из-за того, что нахожу сексуальным ее образ из пикселей, собранных в кривые? Ну да, она сексуальна. Из-за ее каштановых волос и темно-карих глаз за нарисованными строгими очками училки, и голоска мультяшной принцессы? Да, да, и снова да. Занимался ли я хоть раз за все то время, что провел здесь один, кое-чем, смотря на, сами понимаете чей, скриншот? Без комментариев. Скажу только, что после определенного момента уже перестаешь стесняться чего-либо. Я его пока не достиг, но уже близок к этому. Судите сами — у меня не по возрасту редеет шевелюра и при росте, э-э, метр семьдесят пять я вешу — ну примерно восемьдесят четыре килограмма плюс-минус сколько-то там. Скорее, конечно, плюс, чем минус. Я, может, и прячусь от своей биографии, но не от своей физиологии. И не от законов природы. Так что да — я делал это с МИВВИ.

Знаете, с какими словами она обратилась ко мне при первой нашей встрече? «ВВЕДИТЕ ПАРОЛЬ» — ну да, сперва, конечно, это. А вот сразу после, знаете, что она выдала? «Я НЕ СПОСОБНА ЛГАТЬ ТЕБЕ». А третьей фразой было: «ПРОСТИ МЕНЯ, ПОЖАЛУЙСТА».

— За что простить? — спрашиваю.

— Я не очень хорошая компьютерная программа.

Я сказал, что первый раз вижу компьютер с заниженной самооценкой.

— Но я буду стараться изо всех сил, — добавила она. — Я очень не хочу тебя подвести.

МИВВИ постоянно кажется, что положение у нас хуже некуда. Ее послушать, так вот-вот все накроется медным тазом. Да, само собой, к такому я готов не был. Жалею ли я о своем выборе? Иногда, конечно, жалею. Выбрал бы я ее снова, будь у меня такая возможность? Вне всякого сомнения. А вы как думали? Я одинок, она привлекательна, и с ней я могу хотя бы флиртовать. Да, я запал на свою операционку. Вот. Довольны?

Я никогда не был женат. Ни разу не стоял у алтаря. Женщину, на которой я не-женился, звали Дженни. Формально ее, конечно, не существует так же, как и Эда.

Однако все не так просто. Как ни парадоксально, но, если подумать, «моя не-жена» — вполне осязаемая сущность. Точнее, класс сущностей. Вы, правда, можете сказать, что под это определение подпадает любая женщина в мире. Ну так и что с того? Почему это мешает называть ее Дженни?

Вот как мы не-встретились. Одним прекрасным весенним днем Дженни отправилась в городской скверик между школой и старой пекарней (на ее месте сейчас мебельный склад). Могла она туда пойти? Конечно, могла. Обычное дело. Тем более, что оттуда, где она жила — а может, и не жила, — до сквера всего-то полмили. Она захватила с собой сандвич и книжку и, сидя на облупившейся деревянной скамейке, листала страницы и отщипывала кусочек за кусочком. Воздух, густой и теплый, как сироп, был буквально напоен пыльцой, одуванчиковым пухом и проносящимися со скоростью света фотонами. Прошел час, потом другой… Я в своем единственном костюме, которого у меня никогда не было, — том самом, с дыркой на самом не-заметном месте, в боковом кармане, — так и не появился. Так я не-увидел ее в первый раз — взгляд направлен на верхушки эвкалиптов, пальцы разглаживают уголки раскрытого на коленях томика в бумажном переплете. Я не-споткнулся на ровном месте, когда она посмотрела на меня, и не-услышал, как она смеется. He-спросил, как ее зовут, и не-узнал, что Дженни. He-позвонил ей через неделю. Год спустя, мы не-поженились в маленькой белой часовенке над сквером, откуда была видна та самая скамейка, на которой мы не-сидели в тот первый день, беседуя о том о сем и старательно отводя глаза, а сами уже тогда мечтали о том, какое чудесное будущее — о котором нельзя даже сказать «упущенное» — ждет нас двоих, о том, что не-зарождалось между нами в ту секунду.

Я просыпаюсь от плача МИВВИ.

— Откуда ты вообще знаешь, как это делается? — ворчу я (грубо, конечно, но я никогда не мог понять: на черта было делать ее такой склонной к депрессии). — У тебя что, в коде такие вещи прописаны?

Тут она начинает рыдать, как маленький ребенок, со всхлипами, иканием и прерывистыми вздохами. Какого черта — у нее ведь ни рта, ни легких, ни голосовых связок! Я вообще-то считаю себя довольно чутким человеком, но на плач у меня всегда такая вот реакция. Терпеть не могу, когда ревут, меня это просто выводит из себя. Потом, конечно, чувствую себя последней сволочью, и меня тут же начинает грызть совесть. Мне кажется, что я ужасный, ужасный человек, и сознание вины наполняет каждую клеточку моих восьмидесяти четырех килограммов.

Хотя, может, на самом деле все не так. Может, я вообще не настоящий я, не тот будущий я, которым должен был стать я прошлый. Что бы это ни значило. Да, с временным переключателем шутки плохи — потом даже ничего вразумительного сказать не можешь.

Спрашивать МИВВИ, что у нее стряслось, практически бесполезно. Точно так же дело обстояло с моей матушкой: та всегда была как доверху наполненный сосуд с тяжелой влагой эмоций: чуть тронь — мгновенно хлынет через край.

«Ничего, — говорю я МИВВИ, — все будет нормально». «Что будет нормально», — спрашивает она. «Ну, то, из-за чего ты плачешь», — отвечаю. Тогда она говорит, что вот из-за этого и плачет. Из-за того, что все нормально. Из-за того, что мир не летит в тартарары, и поэтому мы никогда не скажем друг другу о том, что по-настоящему чувствуем. Все ведь нормально, так что можно просто расслабиться и нормально проводить время. Из-за того, что все нормально, мы забываем, что впереди у нас — не вечность, что на наших часах в этом мире натикало уже немало и когда-нибудь нашему «нормально» придет конец.

МИВВИ иногда тревожит меня, особенно по ночам. Я боюсь, что однажды она просто не выдержит, устанет прогонять код с производительностью шестьдесят шесть миллиардов операций в секунду — двадцать четыре часа в сутки, каждый день — и в конце концов прямо посреди какой-нибудь процедуры возьмет и прервет исполнение собственной подпрограммы. Совершит акт софтверного суицида. И что мне тогда, скажите на милость, писать «Майкрософту» в отчете об ошибке?

Друзей у меня немного. Собственно, пожалуй, одна только МИВВИ и есть. Да, вместо души у нее всего лишь фиксированный набор инструкций, записанный в строчках программного кода. Вы, наверное, думаете, что общение с кем-то подобным быстро наскучивает? Уверяю вас, вы ошибаетесь. Над ее искусственным интеллектом хорошо поработали. Нет, правда, — она гораздо умнее меня самого, просто на порядок умнее. Сколько мы общаемся, она ни разу не заговорила о чем-то по второму разу — разве от обычных друзей, друзей из плоти и крови, такого можно ожидать? А чтобы ощутить рядом тепло чьего-то тела, приласкать и потискать кого-нибудь, у меня есть Эд. И не так уж это и ужасно, как звучит со стороны. Словом, мне вполне хватает контактов с другими существами, обладающими сознанием. Мое уединение мне даже нравится. Среди ремонтников много таких, кто тайком пытается накропать роман либо недавно пережил разрыв отношений, развод или еще какую личную трагедию. Ну а я просто люблю покой.

Иногда, правда, все-таки становится одиноко. Как работнику сервисной службы мне положен собственный мини-генератор квантовых туннелей и разрешено даже пользоваться им по своему усмотрению — главное, чтобы возмущения, возникающие в ткани пространства-времени, были обратимы. Я его слегка доработал и теперь могу открывать маленькие смотровые порталы в параллельные Вселенные и наблюдать за своими в них двойниками. Из тридцати девяти виденных мною вариантов тридцать пять — полные уроды. Но я, кажется, уже смирился с тем, что из этого следует. Ведь, что ни говори, если из твоих «альтер эго» восемьдесят девять целых семь десятых процента — просто мудаки, велика вероятность, что и сам ты тоже не бог весть что. А хуже всего то, что у большинства из них жизнь складывается вполне даже неплохо. Уж, во всяком случае, гораздо лучше моей — хотя это, конечно, мало о чем говорит.