Книга Медведица, или легенда о Черном Янгаре - Карина Демина

Копали.

Пытались добраться до той, что звала…

А после раздался плач младенческий. И больше не кричала хааши-келмо, но пела колыбельные… долго пела. Только и у нее иссякли силы. Случилось это перед самой беззаконной ночью.

Вновь упала на землю беспроглядная тьма.

И спустился Укконен Туули. Спешил он, подгонял черного волка, который и без того тенью летел по-над землей. Прижимал сын Акку к груди серебряные крылья, легкие, как звездный свет, и крепкие, будто Северные горы.

Улыбался, грозный, предвидя встречу.

И с нежностью трогал огненную искру, которую носил на груди.

Спешил, но опоздал.

Пустым был дом. И никто не вышел на зов. Напрасно метался по снежным сугробам волк. Звал свою женщину сын Акку. Но молчание было ответом. И гнев прорастал в сердце, которое прежде не ведало такой боли.

Может, и вправду ушел бы Укконен Туули на небеса, поверив, что предала его возлюбленная, да только услышал он горестный плач. Не человек — волчица сидела у кургана. Выла. И скребла когтями мерзлую землю. Понял тогда Укконен Туули, что произошло.

Ударил он по кургану белой молнией.

Обрушился всей яростью ветра грозового.

Клыками вьюги вцепился. Грыз. Рвал. Терзал нещадно. Сам себя ранил, и черная кровь бездны падала на землю, ее отравляя. Отступила земля, признав за сыном Акку право спуститься. Вернула возлюбленную, да только поздно. Мертва была хааши-келмо. Молчало ее сердце. И губы, сколь ни целовал их Укконен Туули, оставались холодны, не принимали назад подаренную искру.

Упали небесные крылья.

И положил на них Укконен Туули жену, сам же лег рядом, уговаривая вернуться с запретного пути. Пусть бы всего на миг.

Услышав мольбы его, сжалился Пехто, хозяин подземного мира, отпустил ненадолго душу хааши-келмо. Верно, отдал бы и вовсе, но не имел такого права: и боги подчиняются законам.

— Ты вернулся, — сказала хааши-келмо, заглянув в черные, словно первозданная бездна, глаза возлюбленного. — Я знала, что ты вернешься за мной. И ждала.

— Я принес тебе крылья.

Улыбнулась она и покачала головой: уже почти дошла душа, ступила на мост костяной, вдохнула горький туман Черноречки и отдала воде свое отражение. Скоро и вовсе забудет она, кем была. Умоется мертвой холодной водой и, очистившись от бед и страданий, переродится.

И судьба ей — вернуться на землю в новом обличье.

Знал Укконен Туули, что будет к ней милостив хозяин подземного мира.

Подарит иную, красивую жизнь.

Да и другие боги присмотрят… есть такие люди, о которых говорят, что будто бы сама Лиепе, мать всего сущего, их при рождении поцеловала. Удачливы они. Красивы. Здоровы. И горести, беды обходят их стороной.

— Отпусти, — попросила душа, цепляясь за белые руки ветра.

Поцеловал Укконен Туули возлюбленную с печалью, зная, что уже никогда не встретится им, а если и выпадет встреча, то не вспомнит душа перерожденная о том, что было с нею прежде.

Не посмотрит на Укконен Туули с былою нежностью.

Не протянет к нему рук.

Не назовет любимым…

— Не печалься, — просила хааши-келмо, коснувшись ледяной руки. — Я уйду. И я останусь с тобой. У нашего сына твои глаза… поклянись, что не оставишь его.

— Клянусь.

И завернув тело возлюбленной в небесные крылья, положил его Укконен Туули в курган. Тогда-то и увидел молодую волчицу, что забралась в яму и легла, согревая младенца собственным теплом. Он же пил ее молоко.

Взял Укконен Туули сына на руки.

— Имя тебе будет Янгхаар, — сказал он, глядя в черные глаза ребенка. — Клинок ветра.

Падала кровь сына Акку на младенца, но не причиняла вреда, лишь темной становилась кожа. С той поры вмиг зарастают на ней любые раны. И не страшны ей ни холод, ни жар.

Обратил он взгляд на волчицу.

— Оберегай его… я вернусь.

Долго длилась та ночь. Столь велики были гнев и горе сына Акку, что никто из богов не посмел встать на его пути. Выл грозовой ветер. Гнал снежные табуны. Спустил с поводка сцепки диких вьюг. Рассыпал ледяные клинки. Никого не щадил.

Выпил тепло из домов.

Сорвал крыши.

Вывернул стены и двери открыл, впуская бельмяноглазую Акку. Лунный серп ее срезал нити жизней, и падали души в бездонную корзину, где томиться им до скончания времен.

Мстила мать за сына.

А он, поняв, что больше не осталось живых, вернулся к кургану…

Что было дальше?

Кто знает…

Быть может, и вправду остался Янгхаар в волчьей стае, которую отныне возглавил черношкурый вожак, зверь огромный и страшный.

Быть может, взял Укконен Туули сына в ледяные чертоги Акку, где и растил, пока человеческая кровь не потянула Янгхаара к земле.

Быть может, подбросил младенца в каменный храм Акку, один из тех, про которые говорят, что их не существует вовсе…

Всякое говорят, в одном лишь сходятся: волчица вскормила Янгхаара Каапо своим молоком. Оттого и поросла его грудь черной густой шерстью. Оттого и способен он понимать, о чем плачутся волки. Оттого и сам, нет-нет, да перекидывается в зверя…

О да, кто не слышал о Янгхааре, прозванном Черным?

О том, что однажды появился он при дворе кёнига Вилхо Кольцедарителя, тенью проскользнув мимо неусыпной стражи. И сказал, будто бы плоха эта стража. И смеялся, вытанцовывая под градом стрел, но ни одна не коснулась темной кожи. Он же собрал все стрелы и подбросил к потолку, и ни одна не упала, все вонзились в золоченое дерево. А Янгхаар предложил кёнигу службу.

— Бессчетно врагов у тебя, — сказал он, остановившись у подножья золотого трона. И запрокинув голову, смотрел прямо в глаза Вилхо. — Прими мою клятву и дай мне сотню воинов. Увидишь, вскоре не останется непокорных твоей воле.

— Ты нагл, — кёниг встал.

Огромен он был. И солнечный свет окутывал Вилхо дивной броней. А голос его заставлял сотрясаться колонны в зале. Но не отступил Янгар.

Не попятился даже.

И лишь когда приблизился кёниг, в знак покорности опустился сын ветра на одно колено.

— Я знаю, о чем говорю…

И кёниг, положив ладонь — а слышала я, что они у него тяжелы, и не каждый мужчина способен выдержать вес золотой руки Вилхо — отвечал:

— Что ж, тогда я приму твою клятву и службу. А потом мы разделим хлеб, потому что таков обычай на этой земле.

— Знаю, — ответил Янгхаар, поднимаясь. — Помню.

И никогда больше он не перед кем на колени не становился. Что же до Вилхо, то он сам преподнес гостю золотые браслеты, и на пиру усадил по правую руку, на турью шкуру, и подал рог с южным сладким вином…