Книга Сокровища Айседоры - Нора Робертс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я хочу только лучшего для тебя.
– Как всегда. – Джед с трудом справился с нервной дрожью, чувствуя, как стены наступают на него. – Прошу тебя, уйдем отсюда.
В театре «Либерти» – как всегда перед Рождеством – шла генеральная репетиция инсценировки диккенсовского «Святочного рассказа с привидениями».
В любом зрительном зале без публики – с игрой света и костюмов на сцене, с гулкими голосами актеров – есть особая магия: магия волшебства, невероятных превращений, пульсирующей энергии безудержных амбиций.
Айседора Конрой стояла за кулисами не в силах оторвать взгляд от сцены. Волнение окрасило легким румянцем ее матовую кожу, улыбка тронула чувственные губы. От восторга ее карие глаза широко распахнулись, оттенив нежное, с тонкими чертами лицо. Темные с золотистым отливом волосы придавали ей особое очарование и живость. Театр был у нее в крови – она впитала его магию с самого детства.
Происходящее на сцене Айседора переживала почти как реальность. Наблюдая за отцом, бряцающим цепями и произносящим нараспев зловещие пророчества, она готова была поверить в призраков. И сейчас он был для нее скрягой Марли, навечно закованным в цепи собственной жадности.
Вдруг Марли громко потребовал изменения мизансцены, став Квентином Конроем, актером и директором театра.
Подбежала Офелия, сестра Айседоры.
– Дора! Мы отстаем от графика на двадцать минут.
– У нас нет никакого графика, – прошептала Айседора, одобрительно кивая: сцена неуловимо изменилась и стала совершенной. – Я никогда не составляю графиков для коммерческих поездок. Посмотри, Ли. Разве не чудесно?
Офелия перевела взгляд на сцену.
– Да. Хотя один бог знает, как ему удается год за годом с таким успехом возобновлять один и тот же спектакль.
– Традиция, – просияла Дора.
Покинув театр, она не перестала любить его, не перестала восхищаться отцом, научившим ее блистать в любой, самой невыигрышной роли. Она сотни раз видела перевоплощения отца на сцене, была свидетелем его триумфов и провалов, но никогда Квентин Конрой не забывал о своем предназначении: развлекать.
– Помнишь маму с папой во «Сне в летнюю ночь»? Титания и Оберон!
Ли восхищенно закатила глаза и улыбнулась.
– Как это можно забыть? Мама неделями не выходила из образа. Нелегко жить с королевой фей и эльфов. И если мы сейчас же не уберемся отсюда, эта королева начнет перечислять, что может случиться с двумя одинокими женщинами, рискующими отправиться на машине в Виргинию.
Дора обняла Ли за плечи.
– Успокойся. Я ее нейтрализовала, а у папы через минуту перерыв.
И точно. Ровно через минуту актеры разошлись, и Дора вбежала на сцену.
– Папа, ты был великолепен.
– Спасибо, дорогая. – Он величественно поднял руку, и изорванный саван заколыхался вокруг него. – По-моему, грим лучше, чем в прошлом году.
И действительно. Казалось, что красивое отцовское лицо вот-вот начнет разлагаться.
– Лучше. Ты ужасен. – Дора легко поцеловала его в губы, стараясь не размазать грим. – Жаль, что мы пропустим первый спектакль.
– Ничего не поделаешь. – Квентин надулся. Театральную династию Конроев продолжал теперь только сын. Обе дочери были для нее потеряны: одна вышла замуж, другая ударилась в свободное предпринимательство. Правда, ему иногда удавалось заманивать их на небольшие роли. – Итак, мои малышки отправляются на поиски приключений.
– Папа, мы едем на аукцион, а не в дебри Амазонки.
– Не вижу разницы. – Квентин подмигнул и поцеловал Ли. – Берегитесь змей.
– О, Ли! – Шелестя турнюром и перьями шляпы, на сцену выбежала Трикси Конрой. – Звонит Джон. Он не может вспомнить, что сегодня у Мисси: собрание девочек-скаутов в пять или урок музыки в шесть.
– Я все записала. Как он будет справляться с детьми три дня, если не может прочитать список?
Ли метнулась за кулисы.
– Джон такой милый. Безупречный зять, – прокомментировала Трикси. – А теперь, Дора, пообещай, что осторожно поведешь машину.
– Обещаю, мама.
– Да, конечно, ты всегда осторожна. Ты не будешь подсаживать попутчиков?
– Даже если они будут умолять на коленях.
– И ты будешь останавливаться каждые два часа, чтобы давать отдых глазам?
– Строго по часам, мама.
Трикси пожевала нижнюю губу, пытаясь, как обычно, предусмотреть все возможные опасности.
– Все-таки Виргиния ужасно далеко. И может пойти снег.
– У меня шипованная резина. – Дора поцеловала мать. – Перестань волноваться. В машине есть телефон, и я буду звонить со всех границ штатов.
– Ах, какая прелесть! – Трикси заметно повеселела. – Да, Квентин, дорогой! Я только что заходила в кассу. – Она низко присела в реверансе перед мужем. – На всю неделю остались одни стоячие места.
– Естественно. – Квентин закружил жену в вальсе. – У Конроев – только аншлаг.
– Ни пуха ни пера. – Дора поцеловала мать на прощание. – И не забудь, папа, сегодня днем ты показываешь квартиру.
– Я никогда не забываю о деловых встречах. По местам! – крикнул он актерам и подмигнул дочери. – Счастливого пути, дорогая.
Под лязг его цепей Дора покинула сцену.
…Айседора Конрой обожала торговаться и заключать сделки. Слово «распродажа» отзывалось в ней приятной дрожью предвкушения. Покупать она любила всегда, находя удовольствие в обмене денег на вещи. И удовольствие не уменьшалось оттого, что очень часто она меняла деньги на вещи, совершенно для нее бесполезные. Все кончилось тем, что Дора открыла собственный магазин и обнаружила, что продавать так же приятно, как покупать, а аукционные залы казались ей очень похожими на театральные. Есть сцена, есть реквизит, есть персонажи. Как объяснила она несколько лет назад озадаченным родителям, их дочь остается актрисой, просто меняет обстановку.
Сцену сегодняшнего представления Дора уже изучила. Декорации бедноваты, но ей доводилось играть и в менее приятном окружении. Похожее на огромный амбар, здание барахолки Шермана Портера прежде было скотобойней и до сих пор продувалось всеми ветрами. Товары были выставлены прямо на ледяном бетонном полу, где когда-то – на скорбном пути к тушеной говядине и свиным отбивным – мычали коровы и визжали свиньи.
Теперь, таращась на изделия из стекла, фарфоровые шкатулки, картины и резные изголовья кроватей, здесь бродили закутанные в пальто и шарфы люди.
– Ли, только взгляни на это! – Дора протянула сестре позолоченный молочник в форме женской туфельки. – Правда, изумительно?
Офелия Конрой Брэдшоу недоуменно изогнула золотистые брови. Несмотря на свое поэтичное имя, она была весьма практичной женщиной.