Книга Время ангелов - Айрис Мердок

Не озирайся. Назад не смотри.

Звездная твердь, берег морской даны тебе до зари.

Она идет в кухню, где юноша с волосами цвета «давленой клубники» ждет ее, чтобы проводить к отцу.

В комнате привратника Пэтти вскоре начинает чувствовать себя совсем другим человеком. Юноша, которого зовут Лео, уходит, а привратник, чье имя звучит так странно, что Пэтти никак не может его запомнить, протягивает ей огромную чашку чая. У привратника, по внешности, несомненно, иностранца, мягкое, печальное лицо, напоминающее какое-то животное, и густые вислые ржаво-коричневые усы. Пэтти нравятся мужчины, похожие на животных, поэтому она симпатизирует привратнику, но это еще и потому, что он наверняка не насмехается над ней.

Привратник объясняет ей, как устроена обогревательная система дома, за которой он присматривает. Система эта сложная, и Пэтти подозревает, что именно благодаря этой сложности обогревается как сама котельная, так и комната привратника, и больше ничего. Пэтти осматривает жилище привратника. Бетонные стены похожи на стены бомбоубежища. В комнате стоит необычный запах. «Это пахнет ладаном», — предполагает Пэтти, хотя прежде ей ни разу не доводилось слышать, как пахнет ладан. В нише расположено странное двухъярусное сооружение из железа — нижняя полка приспособлена под лежанку, а верхняя, покрытая доской, служит подставкой для удивительной картины. Такой картины Пэтти в жизни еще не видала. Она написана на дереве, отчасти, наверное, золотой краской, настоящим золотом, думает Пэтти, иначе не горела бы ну прямо как огонь. На картине изображены три ангела, беседующие вокруг стола. Небольшие головы ангелов окружены крупными бледными нимбами, на их лицах тревожно-задумчивое выражение.

— Что это? — спрашивает Пэтти.

— Икона.

— А что такое икона?

— Просто религиозная картина.

— А кто эти люди?

— Святая Троица.

Привратник говорит «Святая Троица», а не просто «Троица». Поэтому Пэтти догадывается, что он вериг в Бога. На душе у нее становится хорошо и спокойно. Бог — смутная, но важная часть жизни Пэтти, и она утешается, когда другие верят в Него.

— Назовите свое имя. Я никак не могу его запомнить.

— Евгений Пешков.

— Это иностранное имя, да? Кто вы?

— Я — русский, — с гордостью отвечает он. — А кто вы?

Она понимает его вопрос, но ответить на него невозможно.

— Я — Пэтти О’Дрисколл.

Глава 2

— Что вы собираетесь предпринимать в отношении вашего брата?

— Не знаю. А надо что-то предпринимать?

Маркус Фишер стоял спиной к теплой, приветливо освещенной комнате, глядя сквозь щель между шторами. Туман сгустил тьму и слегка окрасил ее собственной ржавой желтизной, как будто сам был источником света. Доносящийся сюда звук корабельной сирены звучал приглушенно в сыром воздухе. Маркус с удовлетворением задернул шторы и повернулся к пылающему очагу.

Нора Шедокс-Браун, затянутая в твид, склонилась над чайным столиком.

Подобно всем тем, для кого единственной заботой является забота о других, она до средних лет сохранила моложавость, хотя ее прямые волосы уже посеребрила седина. Круг света падал на скатерть из плотного ирландского льна, на белизне которой поблескивали золотистые трилистники. Огромный, как головка сыра, разрезанный на дольки вишневый торт обнаруживал свое кремовое нутро, утыканное сочными вишенками — и это Маркус отметил с удовольствием — до самого верха. Румяные лепешки млели под тяжестью масла. Сливовый джем, названный его изготовителем «сливовой приправой», чтобы намекнуть на изысканность кушанья, а значит, и продать подороже, маслянистой горкой возвышался на блюде из уотерфордского стекла. Чашки только что наполнили, и острый свежий аромат индийского чая поманил Маркуса к столу. Он сел.

— Просто я опасаюсь, что возникнет некий скандал. Это может повредить девочкам.

— Я не понимаю, что вы подразумеваете, — сказал Маркус. — Безусловно, Карл ужасно эксцентричен, но на прежнем месте все шло хорошо. Почему же здесь должно что-то произойти? Кстати, это немного похоже на синекуру.

— Вот именно! Я подозреваю, что иерархия сыта по горло выходками вашего брата и решила послать его туда, где он будет наиболее безвреден!

— Но что это за должность такая — настоятель несуществующей церкви? Ведь от церкви ничего не осталось, кроме башни.

— Только башня. Остальное разрушила бомба. Ужасная потеря. Рен[3]. Вы же знаете. А это его лучшее творение.

— Теперь и вся местность вокруг выглядит, как после бомбежки. Я там побывал как раз перед приездом Карла. Около дома сплошные руины.

— Да, там хотели развернуть строительство, и вокруг этого поднялся невероятный шум, было столько писем в «Таймс».

— Строительство небоскребов?

— Да. Решение отменили в последний момент.

— Solitudinem fecerunt[4], понимаю. Так что, там сейчас ничего нет, кроме дома священника и башни? Никакой церкви поблизости?

— Никакой. Кажется, есть какой-то церковный зал, но он не освящен. Я придерживаюсь мнения, что все зависит от пастора. Он может либо делать очень много, либо ничего не делать. Вы помните, нет, пожалуй, вы не можете помнить прежнего тамошнего пастора, странного человека, калеку. Он, кажется, никогда ничего не делал. А в том зале, по всей видимости, готовятся устроить прибежище для трудных подростков. Я повстречала в Оксфам офис[5]довольно странную особу, по фамилии Барлоу, и она мне обо всем рассказала. Мне кажется, она видит себя королевой на этом странном троне, просто бредит этим местом. Не секрет, что собой представляют современные городские церкви. Лекции и концерты, а по воскресеньям дверь на замке. Это как раз то, что нужно Карлу! Он может взвалить все на плечи миссис Барлоу.

— О чем же тогда беспокоиться? — поинтересовался Маркус, накладывая себе сливовой приправы.

— Да о том, что он никогда не угомонится. Ему нравится устраивать скандалы. Вам прекрасно известно, какой он неуравновешенный.

Маркус пожал плечами. В своих чувствах Нора была прямолинейна, и понять сложный внутренний мир Карла ей было не по силам. По ее мнению, все эти тонкости служили лишь прикрытием.

— Посмотрите, как он уклоняется от встречи с вами и даже не позволяет вам увидеться с Элизабет. В конце концов, вы оба были назначены опекунами после смерти ее отца. А он вам никогда не давал и рта раскрыть.

Карл был старшим братом Маркуса. Джулиан, отец Элизабет и младший брат Маркуса, умер от таинственной болезни много лет назад, когда Маркус путешествовал по Соединенным Штатам. И Карл вел себя так, словно он был единственным опекуном ребенка.