Книга Фулгрим. Образы предательства - Грэм Макнилл

«Ну вот, я готов» — прошептал скульптор.

«Надеюсь, да — сказал женский голос за его спиной. Беква просто взбесится, если мы опоздаем на её выступление, ты же знаешь».

Остиан улыбнулся и ответил: «Да нет, Серена, я имел в виду, что готов начать работу».

Он сбросил завязки, удерживающие блузу и стянул её через голову. Впрочем, получилось у скульптора не сразу, так что он не видел Серену д’Ангелус, ворвавшуюся в его студию подобно разъяренной владычице из спектаклей Коралины Асенеки.

Когда Остиан наконец одолел блузу, художница смотрела на разбросанные по комнате инструменты, стремянки и подставки с неодобрением, если не с отвращением. Делафур знал, что её собственная студия была настолько же опрятна и уютна, как захламлена его собственная: лежавшие вдоль одной стены краски были аккуратно уложены по тонам, а кисти и ножи для чистки палитр, сложенные напротив, выглядели такими же новенькими, как и в день покупки.

Невысокого роста и обладающая непонятной для неё самой привлекательностью, Серена д’Ангелус была, возможно, величайшим художником из Летописцев — так называли тех, что отправился в путь вместе с Великим Походом. Кое-кто указывал на гениальные пейзажи Келан Роже, приписанной к 12-ой Экспедиции Робаута Жиллимана, но Остиан чувствовал, что талант Серены все же превосходит прочие.

Даже если она не считает себя лучшей, то я уверен в этом — подумал Остиан, украдкой взглянув на длинные рукава её платья.

На выступление Беквы художница выбрала длинное вечернее платье лазурного шелка с немного приподнятым корсажем, подчеркивающим симпатичную округлость её груди. Ниспадающие до талии волосы цвета воронова крыла идеально окаймляли овальное лицо Серены с мерцающе-темными миндалевидными глазами.

— Ты очень… красива сегодня, Серена — пробормотал Делафур.

— Ну, спасибо, Остиан — ответила художница, встав перед скульптором и поправляя ему воротничок. — А вот ты выглядишь так, словно провалялся весь день в этой своей рубашке!

— Да все в порядке! — запротестовал Делафур, когда Серена сдернула с него галстук и начала завязывать по новой.

— В порядке, дорогой мой, да не в полном — ответила художница. — Ты же прекрасно знаешь что, когда это проклятое выступление закончится, Беква обязательно распустит хвост перед своими гостями. И я не хочу, чтобы у неё был повод обвинить нас, художников, в том, что мы портим ей репутацию своим потрепанно-богемным видом.

— Да уж, у Беквы довольно неприязненное представление о нас, — усмехнулся Остиан.

— Это всё из-за того, что она воспитывалась в снобистских городах-ульях Европы. — заключила Серена. — Погоди, я совсем забыла — ты сказал, что готов начать изваяние?

— Да, — кивнул Делафур. — Я увидел то, что скрыто в камне. Осталось освободить его.

— Ну, я уверена, что Лорд Фулгрим будет рад узнать об этом. Мне говорили, что он лично просил самого Императора разрешить доставку мрамора с Терры, — заметила художница.

— Слушай, не надо на меня так давить… — пробормотал Остиан, когда Серена отошла в сторону, удовлетворившись изменениями к лучшему в облике скульптора.

— Все будет отлично, дорогой мой, — улыбнулась Серена. — Скоро ты и твои чудесные руки заставят этот камень петь.

— А что насчет твоей работы? — спросил Остиан. — Как продвигается портрет?.

Серена вздохнула.

— Потихонечку. Лорду Фулгриму редко удается выкроить в этой череде сражений денёк для позирования.

Делафур заметил, что художница незаметно для себя вонзила ногти в ладони, говоря:

— Каждый раз, когда я вижу этот проклятый портрет незаконченным, я ненавижу его всё сильнее и сильнее! Иногда мне хочется порвать холст и начать по-новой!

— Нет-нет! — произнес Остиан, беря её за руки. — Ты преувеличиваешь. Наброски просто великолепны, и, как только лаэране будут побеждены, Лорд Фулгрим — я уверен в этом — сможет уделить тебе сколько угодно времени.

Серена улыбнулась, но Остиан без труда разглядел натянутость и боль, копившиеся в её душе. Скульптор всем сердцем пожалел, что не знает, как развеять её грусть и уменьшить тот вред, что Серена причиняет себе. Поэтому он просто сказал:

— Пошли? Не стоит заставлять Бекву ждать нас.

Делафур не мог не признать, что Беква Киньска, бывший вундеркинд городов-ульев Европы, выросла в прекрасную женщину. Её распущённые волосы были выкрашены в цвет безоблачного неба, а природные данные подчеркивались усилиями пластических хирургов и изобилием косметики (по мнению Остиана, излишним).

На затылке, чуть ниже края прически, были заметны аугментированные в голову певицы усилители слуха, от которых тянулись изящные ниточки проводов.

Беква обучалась в лучших академиях Терры и посещала недавно основанную «Консервэтуар де Мюзик» — впрочем, там она просто потратила несколько лет впустую, ведь ни один наставник уже не мог научить её чему-либо новому. Благодарные зрители со всех концов Галактики рукоплескали Бекве и восхищались операми, раскрывавшими величайший талант певицы. Критики же наперебой твердили, что и написанные ею гениальные симфонии не имеют себе равных.

Остиан дважды встречал Бекву до того, как они оказались на борту «Гордости Императора», и оба раза скульптора неприятно поражал её чудовищный эгоизм, помноженный на невероятное самомнение. При этом, как ни странно, сам Делафур явно пришелся певице по вкусу.

Одетая в подобранное под цвет волос оборчатое платье, Беква одиноко сидела на небольшой сцене-пьедестале в дальнем от Остиана конце певческой залы, опустив голову. Певица словно бы изучала стоящий перед ней мультисимфонический клавесин, соединенный с множеством динамиков, в каком-то странном порядке развешанных по стенам. Впрочем, они не портили картины, будучи почти незаметными на фоне темных древесных панелей и порфировых колонн, освещаемых мягким светом висящих в воздухе люминосфер.

Вдоль одной из стен залы тянулся ряд витражей, изображавших Детей Императора в неизменной пурпурной броне, напротив же стояли в ряд мраморные статуэтки, изваянные, как следовало из подписей, рукой самого Примарха. Остиан сделал зарубку в памяти, решив как-нибудь потом присмотреться к бюстам повнимательнее.

В зале собралось не меньше тысячи людей, кое-кто в бежевых одеждах Летописцев, некоторые — в строгих черных костюмах жителей Терры. Попадались в толпе и Имперские аристократы, разряженные в сшитые по классической моде — парчовые жакеты, полосатые брюки и высокие черные ботинки. Несомненно, большинство из них выбили местечко в 28-ой Экспедиции исключительно ради возможности услышать пение Беквы.

Среди гражданских ярко выделялись солдаты Имперской Гвардии — старшие офицеры в разукрашенных шлемах, кавалерийские уланы в золотых кирасах, комиссары в красных пальто. Вся эта военная «палитра» бесцельно прохаживалась по залу, звеня саблями и побрякивая шпорами по деревянному полу.