Книга Английская тайна - Андрей Остальский

Она смотрела тяжело. Устало и зло. Ваша взяла, черт с вами, делайте что хотите, читалось в ее взгляде.

— Хоть поесть дайте, — сказала.

— Дадим, дадим… не волнуйся… И поесть, и выпить… и много чего еще другого дадим… Если обо всем договоримся, конечно…

— Да о чем договариваться с вами, — сказала она с тоской и отвернулась в окно.

Поезд как раз тронулся. Мочалка сидела и думала:

«Ясное дело, в дороге будут по очереди пользовать… Сначала сам мажор, а потом остатки-сладки — для челяди».

Она даже представить себе не могла, насколько она ошибалась.

Глава 1. Джокер в валенках

До появления поезда оставалось всего три минуты, и Сашок уже начал нетерпеливо вытягивать шею, выглядывая, не появится ли из-за дуврских скал тупая морда первого вагона, когда чьи-то стальные пальцы обхватили сзади запястье его правой руки. Стало на секунду очень больно, Сашок даже негромко вскрикнул, но боль тут же отпустила, рука его оказалась свободна — только она уже не сжимала ручку черного портфеля из искусственной кожи, подаренного месяц назад тестем на день рождения.

Сашок обернулся и увидел такое, что чуть не вскрикнул во второй раз. Перед ним, ухмыляясь во весь рот, стоял человек в телогрейке и с треухом на голове, а на ногах у него были валенки! Много всяких типов перевидали на станции «Фолкстон-Сентрал», на платформах которой и косовары, и арабы, и китайцы не в диво. Но такого Фолкстон еще не видал. Человек этот был одет как клоун, как грубая пародия на русского — словно он только что сбежал со съемочной площадки очередного «Доктора Живаго» или Джеймса Бонда.

«Не может быть, у него валенки — с галошами!» — потрясенно отметил про себя Сашок. Но не успел особенно задуматься над этим, поскольку вспомнил про портфель.

А с портфелем была беда. Причем беда тоже невероятного свойства, а именно — он раздвоился. На перроне рядышком, прижавшись к другу, стояли два совершенно одинаковых, как близнецы, черных портфеля.

— Давай, выбирай, какой тебе больше нравится, чего столбом стоишь? — по-русски сказал человек в телогрейке и неприятно осклабился.

Сашок и в самом деле стоял столбом, не в силах вымолвить ни слова. Он открыл было рот, собираясь сказать: «What do you think you’re doing?» Типа: «Что это вы такое себе позволяете?» Но не сказал, в последний момент ему показалось глупо говорить с этим клоуном по-английски. Единственное же русское выражение, пришедшее на ум, неожиданно оказалось нецензурным, и Сашок его подавил, поскольку никогда не ругался.

Удивительно, но, кажется, никто на платформе не обращал на происходящее ни малейшего внимания. Ни дикий наряд клоуна, ни два одинаковых портфеля у его ног не вызывали интереса у заждавшихся поезда коммьютеров — служивого народа, набивающегося каждый божий день в английские поезда, дабы добраться до работы в другом городе.

— Ну не хочешь — как хочешь, тогда я сам выберу, а то у меня времени нет, не хватало еще с тобой тут в гляделки играть, — объявил человек в валенках. Быстро касаясь то одного, то другого портфеля коротким пальцем с черным ногтем, он забормотал: — Эники-беники, ели вареники, эники-беники, крэкс… — Потом остановился, сказал: «Ага!» и, решительно схватив ближайший к себе портфель, развернулся и направился вниз, против движения людского потока, к выходу со станции.

— Постойте, — с опозданием пискнул Сашок, — так нельзя все-таки! — и побежал было вслед, да где там, разве за ним угонишься, за шутом гороховым, тем более что навстречу валом валили коммьютеры. А ведь чаринг-кросский 7.07 — вот он, уже стоит на первой платформе. И уже загремели, захлопали стальные двери вагонов, произведенных то ли в пятидесятые, то ли в шестидесятые, то ли вообще до войны, и вот свистит уже грозно дежурный по станции, и поезд вот-вот тронется, и если что, придется загорать в ожидании следующего состава добрых полчаса. На работу он тогда непременно опоздает, и начальник, мистер Сингх, опять будет его целый день игнорировать, лишь время от времени бросая в его сторону косые презрительные взгляды.

Короче говоря, Сашок быстро осмотрел оставшийся портфель со всех сторон, пощупал углы, («вроде мой, слава богу!») и — в последний момент — вскочил-таки в поезд под негодующие свистки и крики дежурного.

Сашок неплохо устроился — у окна, с краю на тройном сиденье. Теперь, может быть, до самого Лондона удастся доехать с относительным комфортом, поскольку англичане почему-то (вот он — национальный характер!) терпеть не могут сидеть в середине, зажатыми с обеих сторон, предпочитая даже иногда стоять. И таким образом, на тройных сиденьях, в отличие от двойных, счастливчики могут наслаждаться жизнью. В этом единственное преимущество так называемого «скотского» класса перед всеми остальными. Тоже, правда, относительное, поскольку, когда доходит до крайности — а до нее доходит каждый рабочий день в вечерний час пик, — усталые коммьютеры набиваются в вагоны как селедки в бочку. И тут уже не до жиру, не до тонкостей английского индивидуализма: и сидят, и стоят как миленькие, на каждом квадратном сантиметре площади.

Вообще, относительно английских поездов Сашок накопил немало вопросов. Только кому их задать? Жене, Анне-Марии, еще можно при случае, да и то ее реакция бывает непредсказуемой: сожмет еще, чего доброго, губки, заподозрив в попытке «набрать очки». Так было в прошлый раз, когда он чуть-чуть съехидничал насчет чая из ревеня. Ну а уж тесть (которого Сашок должен звать почему-то по имени — Джон) и теща Мэгги (тоже никаких отчеств), так с этими лучше и вообще не связываться. Непременно начнут вздыхать, переглядываться многозначительно и изображать грустное разочарование. Причем, казалось бы, не чванливые дураки какие-нибудь, вовсе нет, способны и над собой посмеяться при случае, но вот из уст Сашка все почему-то воспринимается ими как-то странно, с каким-то подтекстом, дескать, как он может позволять себе такую бестактность? Как там по-английски «чья бы корова мычала»?

Но вопросы между тем действительно накопились. Почему, например, поезда почти всегда опаздывают? Нет, понятно было бы, если бы опаздывали иногда или даже часто, но с такой четкой регулярностью? Или какого лешего до сих пор в ходу эти двадцатидверные (по десять с каждой стороны), музейного вида вагоны?

Сашок поначалу думал: это так, для экзотики, для изумления туристов, что-то вроде черных кэбов, красных телефонных будок, почтовых ящиков и так далее. Но потом прочитал в «Ивнинг стандарте», что сами пассажиры ненавидят эти поезда, а журналисты их стыдятся. «Только в третьем мире можно найти такие, да и то надо поискать», — сокрушался автор статьи. Оттуда же Сашок почерпнул и термин «скотский класс». На самом деле, кроме всяких разновидностей второго, есть еще и класс первый. Но там вообще жуть. Сашок один раз испытал его прелести на себе, когда кондуктор разрешил всем подряд садиться куда попало — из-за того, что половина вагонов оказалась неисправной и их пришлось отцепить. В этих отвратительных купе оказалось так пыльно, душно и темно, что Сашок впал в окончательное недоумение: зачем люди платят немалые деньги, чтобы так мучиться? Две его рабочие гипотезы были такие: либо речь идет о еще одном проявлении знаменитого английского стоицизма, лишнем испытании на прочность, на так называемую «жесткую верхнюю губу», или же это лейбористы и профсоюзы и прочие левые изобрели такой способ наказания богачей.