Книга Договор - Владимир Ящерицын

– Беременные бегемоты!!! Разве так носок тянут?! Чётче шаг! Раз-два, раз-два! – это был наш прапор Спицын, на редкость тупой осколок Советского Союза. Очевидно, кроме того, как печатать шаг и матюгаться, он больше ничего не умел. Остальные наши командиры и консультанты были умнее его и выше званием. Впрочем, искры разума у Спицына хватало, чтобы осознать эту несправедливость, и прапор срывал злость на нас. Честно говоря, строевая была единственным предметом на фиг, если не сказать покрепче, нам не нужным. Наверное, прапор иногда это вспоминал и зверствовал тогда пуще прежнего. Именно он настаивал, чтобы во время марш-бросков мы или песню пели, или противогазы надевали. Кстати, если марш-броски были на индивидуальный зачёт, прибегал я всегда первый.

Наверное, из-за этого учебка сохранилась в памяти лишь небольшими фрагментами. Время пролетело очень быстро: вот мне за отличие в строевой подготовке дают младшего сержанта, а вот нас уже сажают на поезд, едущий в Чечню.

Грязный, вонючий, но такой родной вокзал. Приехали родители меня провожать. Они взяли с собой маленького братика Серёжку. Жаль, что я так и не смог подержать его в руках. Прапор, жалкий ублюдок, так и не выпустил меня на перрон – наверное, боялся, что я дезертирую у всех на глазах. Хорошо, что он не остался с нами, а укатил обратно. Я б, точно вам говорю, во время первой перестрелки засверлил бы ему пулю в живот (чтоб подольше мучился), и никто бы меня не сдал. Мои чувства разделял весь отряд – не одного же меня провожали…

Я думаю, что всё это (ненависть младшего командного состава, отвратительное питание, изматывающие тренировки, внутренняя нездоровая атмосфера в отрядах) было частью подготовки к переходу нами рубежа первого убийства.

Для меня же это произошло как-то буднично.

Горы. Нас выбросили с вертолёта перекрыть отступление каких-то, как сейчас модно говорить, бандформирований. Вот же идиотство! Самое печальное было то, что арабские наёмники были лучше снаряжены и вооружены. Может, АК и опережал своё время полвека назад, но сейчас его лидерство в поле уже давно было оспорено. Можно сколько угодно говорить о надёжности и простоте, но это решающие факторы только тогда, когда АК держат в руках двенадцатилетние пацаны, идущие на следующий день в качестве пушечного мяса…

Какое-то ущелье, и безликие далёкие фигуры врага в камуфляже. Мы в засаде. Даже дышим через раз. Нас учили не смотреть постоянно на врага, а бросать на него короткие мимолётные взгляды. Что ни говори, а человек – зверь. И на войне до предела обостряются все чувства и инстинкты. Люди могут чувствовать угрозу и враждебный взгляд. Это доказано давно…

Три человека разведки и десять основного отряда. Разведку мы пропускаем – важных людей в ней нет. Их убьют снайперы, а не убьют – это уже не важно… Вот основной отряд приближается к условной точке – и мы откроем огонь. Очень медленно ловлю в прицел мощную бородатую фигуру. Тоже мне вояки. Расслабились. До границы, мол, рукой подать. Забыли? Поход заканчивается только тогда, когда солдаты раздеваются на базе…

Последняя фигура минует условный камень – и мы начинаем стрелять одиночными и короткими очередями. Я ловлю в прицел пытающегося перебежками скрыться наёмника и мягко нажимаю на спуск. Человек пробегает пару шагов и падает… Вот и всё…

Ничего сложного – мы же не в Древнем Риме, чтоб убивать гладиусами лицом к лицу, а потом вытирать брызги чужой крови со лба…

Я с детства не боялся крови. Не зря же у меня в роду одни военные. Даже прадед был одним из первых коммунистов и служил в Красной армии. Наверное, поэтому деду, а потом и отцу сходило с рук некоторое вольнодумство. Впрочем, дед с отцом обладали просто звериным чутьём на неприятности и прекрасно разбирались в людях: при ком-то могли и смело пошутить о партии, а при ком-то – тупо гнули коммунистическую, и в частности партийную, линию…

Руки замёрзли. Я подбросил последние ветки в небольшой костёр, понимая, что это только оттягивает неизбежное. Проклятый фээсбэшник… Я со своим отделением должен был прикрыть фээсбэшника на переговорах с бородачами, но что-то пошло не так с самого начала. Я задним местом почувствовал подвох ещё на базе, когда нам в отряд внедрили странного хмыря с маслеными, по-крысиному бегающими глазками. Это было ловушкой. По прибытии на встречу фээсбэшник с бородачом шустро смылись, а нас обработали из РПГ и пулемётов. Выжил только я, и то, чувствую, это ненадолго. Может, фээсбэшник был перебежчиком? А мы, доставив его тушку на границу с Грузией, стали «нежелательными свидетелями»? Или мы ими стали задолго до этого? Всё-таки видели (и участвовали) мы немало. Тут и торговля оружием на ту сторону, наркотрафик – на эту, работорговля (женщины) – опять на ту, нелегалы – на эту…

Как же по-дурацки закрутилась жизнь…

Холод начал опять подниматься по спине. Попытавшись шевельнуться, я обнаружил, что правая рука не слушается. Пожалуй, всё. Бросив взгляд вниз, я понял, что сижу в луже своей крови. Я опять начал рыться в воспоминаниях. Как же многого хотелось достигнуть!.. Жаль, что я не застрелил фээсбэшника, только в ногу попал… Ненавижу ПМ. С его этим грёбаным «дожиманием»…

Последний раз лизнув воздух, костёр потух, оставив лишь яркие угли. Казалось, сразу наступила тьма. Но глаза, привыкнув, снова стали различать разбросанные по полуподвальному помещению предметы моего снаряжения: гильзы, немного патронов, разобранная аптечка, сухпай и простреленный, вымазанный в моей крови и грязи полупустой вещмешок. Внезапно, прямо из ярких углей, словно густой нефтяной дым, поднялась столбом тьма и, на пару секунд расплескавшись по комнате, собралась в красивую статную молодую женщину. К своему стыду, я сначала даже не посмотрел на лицо гостьи, так как её одеяние состояло исключительно из украшений и лент тёмной ткани, обвивающих привлекающее в первую очередь внимание совершенное тело. С трудом оторвав взгляд от её груди, я посмотрел на её лицо и обмер, осознав, что передо мной не человек. Ну не может у человека быть такого идеального лица с завораживающими, абсолютно чёрными глазами, в которых клубилась, словно туман, тьма. Вдобавок у неё были длинные, сантиметров тридцать, уши, чуть разведённые в стороны над головой. Белые волосы гостьи были собраны в тугой хвост, зафиксированный тёмным ремешком.

Я слышал истории про последние галлюцинации перед смертью. Кто-то видел родных (живых и мёртвых), кто-то демонов или каких-то тварей, стоящих рядом или разговаривающих с ними. Но, даже зная, что я на Грани, мне не хотелось признаваться в скором конце себе. Я же мог остаться на том пустыре и быстро околеть от потери крови. Нет – я полз, пытался перетянуть рану. Потом укрылся в подвале, разжёг костёр и включил аварийный маячок… Но, очевидно, всё напрасно…

Пока я занимался самокопанием, странная женщина наклонилась и произнесла:

– Меня зовут Эхаялин. Я дочь богини, Тёмной богини Элос.

Надо же, всё как и рассказывали. Впрочем, я решил заговорить – всё равно подыхаю, а так веселее.

– Моё имя Юрий Шев… – Я закашлялся, а вдохнув воздух, обнаружил, что уже не могу говорить.

– Юрий Шев… м-м-м-м… интересное имя, – произнесла женщина. – Шев… У нас знаком «шев» обозначают «смерть во Тьме». – Она наклонилась надо мной. – Как символично…