Книга Кулинарная книга - Ринат Валиуллин

— Ты же в Москве в это время был.

— Они к нам надолго?

— Не знаю, спрашивать как-то неудобно. Спят еще, так что ты потише выступай.

— А что я такого сказал? Только то, что родственники меня уже достали, так они же нам еще и не родственники, вообще непонятно что.

В этот момент заплакал телефон. Трубка лежала на кухне, и подошла жена. Судя по ее удивленным репликам, случилось нечто невероятное.

— Неужели апокалипсис? — вошел я уже в тапочках.

— Хуже. Бред какой-то! Звонили из полиции, сказали, что сын наш пнул полицейского при исполнении, и нужно немедленно ехать за ним в участок.

— Растет сынок.

— Растет как сорняк. Это все твое воспитание. Точнее, его отсутствие.

— Где он нашел полицейского в такую рань? И главное — за что? В десять лет я не был таким кровожадным. Наверное, очередная дурацкая игра с желаниями. Кто пнет полицейского или кто ущипнет учительницу.

— Нет, он перебегал дорогу в неположенном месте. Тот остановил его и начал читать мораль, а наш попытался улизнуть.

— Значит, ничего личного. Съездишь, они женщин больше любят.

— Чужих женщин всегда любят больше.

Жена довольно быстро оделась, я с ней потанцевал немного в коридоре, прощаясь, и добавил нежно:

— Мусор выкинь заодно.

Она любила прощаться губами. Не поцелуешь человека перед выходом, потом он целый день будет искать настроение. Так и стояла с мусорным пакетом в одной руке, с сумочкой в другой, а я ее целовал. Жуткое зрелище. И тут еще зашевелились гости. Дверь их комнаты смотрела в упор на входную. Она тихо отворилась, и из нее вывалился мужчина, поморщился как-то снисходительно, а может, он так улыбался с утра. Зачем улыбаться, если не умеешь. За ним женщина вздохнула чем-то несвежим: «Здрасьте». Мы в обнимку с мусором молча наблюдали, как два халата прошелестели в ванную.

— Что-то они совсем на детей не похожи, — сказал я на ухо жене.

— Так тете Саре уже семьдесят, это же ее дети.

— Чужие дети не только быстро растут, но и быстро стареют, — снова подумал я о чебуреках.

— Ну, пока, не шали там, в участке, — подбодрил я Фортуну, чтобы она не была так грустна. Нет ничего ужасней грустной фортуны.

Пошел на кухню, где обнаружил на столе распахнутой кулинарную книгу, в которую я хотел что-то записать, но так и не успел.

Голубцы

Скоро показались гости. Опухшие от поцелуев ночи, стеснительные и теплые.

— Макс, — протянул я руку мужчине.

— Альберт.

— Белла, — поправляя невоспитанную челку, застряла на букве «л» его жена.

— Чай пьете черный или зеленый? Или кофе?

— Нам все равно, но лучше черный, — усаживался за круглый стол Альберт, Белла положила свои гладкие бедра с ним рядом.

— Ну, как вам город? Куда сходили? — залил я кипятком чайник.

— Вчера в Эрмитаже были, устали от такого нашествия искусства, — внимательно изучал сахарницу, стоящую на столе, Альберт.

— Его надо принимать дозировано, по чайной ложке, — застелил я скатерть белыми чашками.

— Похоже, у нас уже передозировка, — взяв сахарницу в руки, рассуждал гость.

— Это бывает, надо сделать паузу, — лил я воду в прямом и переносном смысле, наполняя посуду. Чай слишком слабый напиток, чтобы найти общий язык с незнакомыми людьми.

— У нас очень мало времени, чтобы делать паузы, через три дня уезжаем. На сегодня запланирована Кунсткамера, — Альберт зачерпнул ложкой сахар. — Не подскажете, как нам до нее добраться?

— Конечно, подскажу. У вас есть карта города? — посмотрел я на едва прикрытую грудь его жены и представил, что карта начертана именно там, и сейчас на ней мы будем кропотливо искать нужную точку, пункт назначения, проходя мимо куполов Исаакиевского и Казанского соборов.

— Да, мы купили, — насладившись, оставил сахарницу в покое Альберт и посмотрел на жену.

«Насладившись, мы вновь возвращаемся к женам, как это по-семейному», — подумал я про себя.

— А чем вы занимаетесь в жизни? — сложил я воображаемую карту и посмотрел в глаза Белле. Утро уходило с ее лица, и она начала расцветать, как майская роза в вазе своего очарования.

— Она ставит опыты на мышах, — забыв про сахар, опередил Беллу ее муж.

— Опыты? Интересно. А что за опыты? — откусил я бутерброд с ветчиной.

— Я изучаю развитие цирроза в клетках печени мышей. Поскольку печень наша и мышиная имеют одинаковое строение, — откусила маленький глоток чая Белла и осторожно вернула чашку на стол.

Я сразу подумал о своей печени, — она, услышав о циррозе, проснулась и забеспокоилась под ребрами.

— Вы их спаиваете, а потом изучаете? — отложил я бутерброд.

— Обеспечивать их алкоголем слишком долго и дорого, — посмотрела на мужа Белла. — Мы им вводим специальные препараты, ускоряющие процесс, — нашла она на столе руку мужа и присвоила.

— Обеспечивать… то есть оставлять без печени. Значит, вы не боитесь мышей? — повторно заправил я всем чашки чаем.

— Меньше, чем компьютерных, — снова посмотрела она на своего мужа, который улыбнулся и задвигался. Видимо, слаб он был не только на вино, но и на виртуальную связь.

Алкоголь и Интернет, вроде ничего общего, но одинаково паразитируют на желании общаться.

— Ну да, с ними не совладать даже циррозу, — вонзил я нож в свежий хрустящий багет. Крошки хлеба, словно опилки, разлетались по столу. — Кстати, вы их не используете в качестве подопытных? — представил я связку компьютерных мышей в клетке, зараженных какой-нибудь инфекцией.

— Мы с компьютерными вирусами не работаем, но я подумаю над вашим предложением, у каждой сумасшедшей мысли есть право на гениальность, — сделала она глоток и зажмурила глаза, не то от мужа, не то от кипятка.

— Вы футбол смотрите? — неожиданно сделал подножку нашему диалогу Альберт, обращаясь ко мне.

— Футбол? Конечно, — встал я и отряхнулся.

— Не знаете, как вчера сыграла наша сборная? — попросил он прощения.

— Сейчас узнаем, — громко кашлянул, прикрыв рот ладонью. Тут же мне ответил кашель из-за стены. Потом еще один. — Слышали? — посмотрел я на Альберта, который положил в рот, как в мышеловку, кусок сыра.

— Что именно? — начал он жевать.

— Счет, наши проиграли, кашель слышали? Резкий такой, будто с матом, — снова кашлянул я в благодарность соседу.

— По-моему, 2:0, — рассмеялась крупным жемчугом Белла.

— Ночью я слышал мужской недовольный кашель и женский тихий, словно болит голова, — встал я из-за стола, чтобы посмотреть в окно: почему же симпатичная жена друга или знакомого вызывает такое желание? Что это? Соревновательный дух, или просто ты ей больше доверяешь, чем незнакомке? А если она в данный момент испытывает те же чувства, то я мог бы сейчас предложить Альберту: «Может, ты прогуляешься один по этому прекрасному городу, пока я — по телу твоей супруги?».