Книга Щелк! - Любовь Лукина

А потом… Потом батюшка сказал, что теперь у каждого из окрестившихся есть свой ангел-хранитель…

Стало быть, не соврал… Стало быть, не пропали денежки-то, окупились… Сквозь слезы умиления Сергей Пепельница глядел и не мог наглядеться на смутное сияние в кресле.

— Ну что, так и будем молчать? — не выдержал наконец небесный посланник. — Мне ведь некогда, у меня, кроме вас, еще сорок три человека…

А вот такой поворот решительно Сергею не понравился.

— Ка-ак?.. — обиженно распуская губы, протянул он. — А я думал, по ангелу на каждого…

— Н-ну, знаете ли… — уклончиво молвил гость. — Так, собственно, когда-то все оно и было… Но вы же сами видите, какое нынче время… Все бегут креститься… А население-то сравнительно с 1913-м…

Фраза осталась незавершенной. Светлый большеглазый лик небесного посланника исказился тревогой, став от этого еще большеглазее.

— Ложись! — тихо и страшно скомандовал ангел. — Резко ложись! Справа!..

От неожиданности Сергей чуть было и впрямь не залег. Что там справа-то? Справа наблюдалась стена в пожелтевших обоях с расплющенным сухим тараканом.

— Влево откатись!.. — сквозь зубы (или что там у них?) продолжал командовать ангел. — Ну куда, куда?.. — застонал он. — За парапет давай! Голову прячь!..

Тут до Сергея дошло наконец, что ангел говорит не с ним, а с кем-то из прочих своих подопечных, угодившим, надо полагать, в какую-то передрягу.

— Извините!.. — озабоченно бросил гость. — Сейчас вернусь…

И, не вставая с кресла, исчез. Некоторое время Сергей сидел неподвижно, затем перевел дух и, тоже не вставая, принялся трогать давно не метенный пол в поисках курительных принадлежностей. Извлек последнюю сигарету, смял пачку, чиркнул предпоследней спичкой… Ангел возник в промежутке между второй и третьей затяжками. Вид у него был сильно расстроенный.

— На чем мы остановились? — буркнул он.

Пепельница поспешно задавил чинарик в изобретении своего великого однофамильца. Курить при столь высоком госте было как-то, знаете, неловко. Все-таки «прима», не ладан…

— На том, что у вас, кроме меня, еще сорок три человека, — с запинкой напомнил он.

— Сорок два… — угрюмо поправил ангел и, взглянув на оцепеневшего Сергея, вспыхнул.

Комнатенка озарилась. Стайки бликов, мирно бродившие по обоям, метнулись, словно мальки от щуки.

— Ну а что я мог сделать?.. — сдавленно произнес он. — Что, я вас спрашиваю, если его сразу четверо заказали? Ну я понимаю: двое, трое… А тут — четверо!..

Последовало неловкое молчание. Белесые творожистые тучи за окном куда-то делись, в проеме приветливо сияла синева. Внизу шумела улица. В распахнутую настежь форточку опять влезла наглая гармоника и отчетливый тенорок анархиста Гриши:

Пароход плывет,

набит Рувимами.

Будет время — разберемся

с херувимами!..

Ангел досадливо шевельнул бровью — и форточка неслышно закрылась.

— Имейте в виду, с трудоустройством сейчас сложно, — ворчливо предупредил он (видимо, умел читать в сердцах). — Плохо, что вы машину не водите… Ну ничего!.. Что-нибудь вам подберем. Может быть, даже в течение дня…

Оставшись один, Пепельница почувствовал, что если он сейчас не поделится с кем-нибудь своей радостью, то запросто может рехнуться. Да, но с кем, с кем?.. Жена — развелась, с соседями Сергей отношений не поддерживал — сплетники они и скандалисты… А круг друзей распался еще пару лет назад: кто в бизнес ушел, кто в бомжи…

Ветер снаружи поднапрягся и снова распахнул форточку, наполнив комнату уличными шумами. Гармоника внизу по-прежнему наигрывала «Яблочко».

Вот он кому все расскажет! Грише-анархисту! Скорее всего этот камлающий безбожник пошлет его куда подальше с такими откровениями, но хотя бы выслушает сначала…

Торопливо сунул в карман ключи, прихватил укоротившуюся на три затяжки сигарету и как был — в тапочках, брюках и майке — покинул квартиру. Коробок брать не стал — экономил на спичках…

Овощной базарчик работал вовсю. Алели заморские помидоры, сверкала взбрызнутая водою отечественная зелень.

— Гриш… — застенчиво позвал Пепельница, приблизившись к махновскому знамени. — А ко мне сегодня ангел прилетал…

Гармоника смолкла.

Несмотря на анархические воззрения, за внешностью Гриша следил: аккуратно подстриженная бородка вымыта и высушена до хруста; когда-то черная, а ныне серая от солнца и частых стирок рубашка — старательно отутюжена.

— Крестился, что ли?.. — со скукой произнес сидящий под черным стягом.

— Крестился… вчера…

— Ну что ж, с крышей тебя, — уклончиво молвил анархист. — А что за ангел?

Пепельница опешил, заморгал. Не ждал он столь серьезного отношения к своим словам.

— Н-ну… ангел — и ангел… Светится…

— Да светиться-то они все светятся, — с досадой сказал Гриша. — Ты мне особые приметы давай… Одно крыло короче другого, маховые перья в крапинку — этот?

— Д-да… кажется…

Гриша отставил гармошку на колено и, чуть отстранившись, оценивающе оглядел Сергея.

— А что, если по пивку?.. — внезапно предложил он.

Это была неслыханная честь. Выпить пива с Гришей (более крепких напитков анархист не употреблял) удостаивался далеко не каждый.

— Денег нет… — приниженно признался Пепельница.

— Что ж у хранителя не попросил? Ладно. Сейчас придумаем что-нибудь… — И Гриша окинул пристальным оком притихший рыночек, давно уже следивший украдкой за их беседой.

Следует заметить, что среди торгового люда (равно как и среди надзирающих за торговым людом) Гриша слыл не то колдуном, не то провидцем. Поет-поет о политике, а потом как вдруг отмочит:

Пароход идет

до Саратова.

Штрафанут сегодня Толю

Косолапова…

И случая еще не было, чтобы промахнулся! Собственно, так и так штрафанули бы, а все равно жутковато. Поэтому с Гришей старались не связываться и откупались кто чем: торгующие — деньгами, стражи порядка попустительством…

— Сейчас, погоди… — сосредоточенно выговорил Гриша. — Рифму только придумаю… на Легионыча…

Затем лицо его просветлело. Анархист рванул меха:

Эх, яблочко!

Почем ты нонича?..

Далее он приостановился — и выжидательно посмотрел на притулившийся поблизости киоск с недоброй вывеской «Ключики, замочки» (ну, ключики еще ладно, Бог с ними, с ключиками, а вот насчет замочек, пожалуй, призадумаешься…). В киоске немедленно произошла некая суматоха, и наружу, сноровисто отлистывая купюры, выкатился колобком смуглый толстенький южанин.