Книга Две трети призрака - Эллен Макклой

— Мамочка! — Дверь распахнулась, и в комнату влетел Хью. — Я не знал, что ты дома. Вышел в коридор, слышу, кто-то печатает. — В его словах прозвучали сначала удивление, потом упрек, потом прощение. — Джо Девлин пригласил меня в гости. У него есть собака! И еще черепашка. Они не знают, это она или он, и потому зовут ее Он-Она, и…

— Хью, подожди минутку. Дай мне дописать.

— Но, мамочка, я хочу надеть синий костюм, а Магдалена никак не может найти чистую рубашку, а…

Рубашка в конце концов нашлась в кукольном ящике Полли.

— И как она сюда попала? — пропела Магдалена.

Каждый изгиб ее крупного тела дышал сицилийской ленью.

— Это вы должны знать! Если бы… — Мэг вовремя спохватилась.

— Если бы папа, и Магдалена, и Полли, и я были бы аккуратнее, — подхватил Хью. — Ты говорила это миллион раз. А когда ты была маленькой, ваш дом был в пять раз больше нашей квартиры, и все было в идеальном порядке, и никто ничего не терял, и…

— Ладно, Хью. Я рада, что ты помнишь.

— Мам-у-у-ля! — Пятилетняя Полли обладала величайшим талантом из всего делать трагедию, в точности как миссис Сиддонс, которая, даже покупая катушку ниток, могла довести и себя и продавщицу до слез. — Мам-у-у-ля, почему меня никто никогда не приглашает в гости? А я что буду делать?

— Может, порисуешь?

— Я весь день рисовала.

Тут из кабинета донесся радостный вопль Хью:

— Рождественские подарки! Ой, мамочка, кому это?

— Ума не приложу. А ты не знаешь?

Полли тут же оказалась возле стола.

— А почему тут такие красивые красненькие и синенькие полоски? А почему самолетик?

— Полли, милая, никогда ничего не трогай на мамином столе. Этот конверт полетит на самолете, и мне нужно его поскорее отправить. — Мэг отняла у дочери конверт, вложила в него письмо и запечатала. — Хью, Девлины заедут за тобой?

— Да, через полчаса.

— Тогда собирайся живее. Опустишь письмо, ладно?

Однако собрать Хью было не простым делом. Стоило на минуту выпустить из рук гребенку или щетку для волос, зубную щетку или пасту, как они бесследно исчезали.

— Это воры, — объяснила Полли.

Гас приехал в самый разгар сборов и наблюдал за ними с вежливым безразличием. Он родился в Луизиане, и кровь французских предков подсказывала ему, что изысканная кухня Магдалены вполне компенсирует ее безалаберность. К тому же долгая холостяцкая жизнь в меблирашках сделала его по-цыгански нечувствительным к беспорядку. Он никак не мог понять, почему сценарию не место в салатнице, если он прекрасно помнит, где его искать в случае надобности.

Мэг любила мужа и поначалу изо всех сил старалась наладить домашнее хозяйство, что ей, в конце концов, отчасти удалось. Она сердилась, возмущалась, приходила в ярость… например, когда они уезжали в Южную Америку и уже были упакованы все чемоданы, а паспорта куда-то запропастились.

Миссис Девлин появилась как раз вовремя. Чемодан был наконец закрыт, и не прошло пяти минут, как под обеденным столом отыскались ботинки. Хью отбыл, не забыв о письме, и оставалось только успокоить плачущую Полли. Когда Магдалена увела ее на кухню готовить обед, Гас обнял жену и поцеловал. В такие минуты Мэг всегда с благодарностью вспоминала о его французских предках.

— Наконец-то мы одни! Ну, что случилось?

— С чего ты взял? Ничего не случилось.

— Так я и поверил! У тебя лицо как открытое окно: видно все, что делается внутри.

— Ой! — спохватилась Мэг. — Я совсем забыла про письмо.

— Какое письмо?

— Сейчас покажу.

Конверт с адресом Амоса лежал на столе на том месте, где она его оставила. Рядом лежало письмо. Мэг взяла его, и слова заплясали у нее перед глазами: «Дорогая Вера! Я только что узнала из газет…»

Боже мой!

Неубранная комната, лихорадочные поиски ручки и бумаги, вторжение Хью и неуемное нытье Полли «А я что буду делать?», хаотические сборы… Все словно задались целью сбить ее с толку, и вот! Письмо Амосу ушло — к Вере, в конверте с ее адресом! Завтра утром Вера прочитает, что она неприятная гостья, на редкость бездарная актриса и порочная женщина…

2

Приезжая в Нью-Йорк за рождественскими подарками, Филиппа обычно ждала мужа в баре возле Центрального вокзала, чтобы вместе ехать домой. Сегодня ей повезло. Ее любимый столик оказался свободным, и, усевшись так, чтобы видеть часы и входную дверь, она заказала коктейль с шампанским.

Филиппа всегда старалась брать от жизни все самое лучшее. На плечах у нее была широкая накидка. Огромная черная сумка из крокодиловой кожи великолепно гармонировала с туфельками. Прелестное платье из черного джерси красиво облегало ее изящную фигурку. Шляпка с пестрыми фазаньими перьями и перчатки из мягкой замши дополняли туалет, а завершали его украшения из нефрита и бриллиантов. Даже кошелек, маленький, с золотой петелькой и алмазной пуговкой, напоминал скорее элегантную безделушку, не говоря уж о полированной деревянной сигаретнице, инкрустированной слоновой костью. Искусно вырезанное на ней изображение Аполлона и трех муз повторяло рисунок с аттической вазы.

В каштановых волосах то тут, то там словно вспыхивали отблески огненной губной помады, чуть заметная изумрудная краска на веках придавала серым глазам Филиппы оливковый оттенок. Лицом она напоминала императрицу Евгению на портретах — та же бледность, тот же безупречный овал и утонченный рисунок бровей, тот же восточный разрез глаз, надменный нос и пресыщенный рот.

Наконец появился Тони с двумя пухлыми папками под мышкой и торчащей из кармана газетой, и в глазах Филиппы промелькнуло раздражение. По ее мнению, президент фирмы «Саттон, Кейн и компания» должен был выглядеть совсем по-другому.

В писательскую среду Филиппу привело замужество. Родившись в семье финансового воротилы, она выросла среди владельцев апартаментов на респектабельной Пятой авеню и роскошных коттеджей на Хемптонских озерах, но Филиппу, подобно многим другим представителям третьего поколения, вовсе не интересовал скучный дедовский бизнес. Ее идеалом стала жизнь английской аристократии времен королевы Виктории, а потому привлекали лишь три развлечения: политика, спорт и искусство. Но в этих областях царили профессионалы, и у любителя шанса на успех почти не было. Филиппа попробовала что-то писать, но из этого не вышло ничего путного, кроме знакомства с младшим редактором «Дэниел Саттон и компания» Тони Кейном.

Чего только не делала ее мать, к тому времени овдовевшая, разве только не била дочь, чтобы предотвратить этот мезальянс. И судьба жестоко ей отомстила. Во время кризиса 1929 года она потеряла все состояние и с тех пор полностью зависела от Тони.

Очень скоро Филиппа поняла, что профессиональные писатели гораздо менее интересны в жизни, чем в своих книгах. Самые талантливые из них и, следовательно, самые выгодные для Тони, были, как правило, плохо воспитаны и весьма неприятны в общении. Казалось даже, что их успехи находятся в прямой зависимости от эксцентричности их поведения. В мире ее отца все было наоборот: финансовые воротилы не любили привлекать к себе внимание.