Книга Царь живых - Виктор Точинов

А Санька-то? Санька…

На другое лето было… Рыбалили мы с друганами на Синей Курье – это верст тридцать выше. Место укромное – чир, сижок попадается, да и лососка с моря порой доходит… Ну т-ты сказал… Чир – это рыба такая, темнота ты столичная… Заверну с собой пару малосольных – пальчики оближешь.

Ну, короче, поставили сети, сидим на берегу, поглядываем… Рыбнадзор туда редко суется, но все же… День сидим, другой, рыбу солим.

Вдруг: стрекочет по реке. Снизу. Что за гости? А это “Маша-Целка” против течения идет. Рисковый был парень Санька. И фартовый – там чуть ниже по реке перекат, Оль-гин Крест. Летом – непроходимый. Камни как клыки торчат. А которые не торчат – те еще хуже. Мы и то дюральки берегом, бечевой протащили… А то не днище вспорешь, так шпонку с винта срубишь всенепременно… Но Санька – проскочил. На “Тайге”! Как? Сам до сих пор удивляюсь…

Ну, пальнули в воздух, машем – причаливай, дескать. Саньке завсегда рады – рыбки с собой дать, разузнать, что на реке творится…

Причалил. С ним четверо, городские. Эск-пи-ди-ция. В Усть-Куломе Саньку наняли. Да нет, не геологи… Кончились у нас геологи, давно не. шляются… А как эти обозва-лись – не помню. Что-то мудреное…

Один пожилой, типа профессор. Нет, профессором они его не звали, все по имени-отчеству, но глянешь – натуральный профессор. Очки, борода, трубка – все как положено. Двое других, мужик с бабой, при нем как бы… и не то чтоб просто к нему с уважением – поддакивают да в рот заглядывают.

А четвертая… Я сперва подумал, не с ними, не с профессором. Решил, грешным делом, что отсох Санька наконец от Машки, порадовался за него было – вон какую кралю отхватил… Э-э-эх…

Ан нет, тоже в эск-пи-ди-ции. Сколько прошло, а как живая перед глазами… Молодая, лет двадцать… Блондинка… Нет, ты пойми, не белобрысая – блондинка! Как… ну я не знаю как… Э, не сказать… Видеть надо. И глаза – синие. Много я глаз у людей видел, всех цветов, и голубых тоже…

Но таких…

Я и тогда не молоденький был, но, знаешь, что-то внутри ворохнулось… А Санька… не знаю… так на нее глядел. Да нет, не влюбленно. А словно… Как будто что-то видит он в ней, другим незаметное. Видит – и понять не может – что…

Или поверить…

Даже имя ее я запомнил, остальные-то из головы вылетели. Странное имя, редкое – Адель…

Знаешь, я только потом понял, что меня так в ней зацепило. Яркая! Ну, как… Вот если в ящике цвета перекрутить лишку, то люди на экране не совсем как в жизни, а… В общем, такая и была… И волосы, и глаза… одежда тоже… Ну хорошо, волосы, понимаю, и покрасить можно… А глаза? Окстись, какие, на хрен, линзы… Говорю тебе – натуральные глаза, синие…

Ну ладно, вылезли они, потолковали с нами… Дело к вечеру, решили дальше не трогаться, все равно Санек хотел через полчаса место для ночевки приискивать…

Как положено – костер, уха, водочка. Профессор не крепкий попался – разомлел, понесло… Лапши навешал – ларек макаронный открывать можно. Будто в верховьях Кулома, чуть вдаль от берега, деревня есть нежилая… Староверы жили, кержаки. Сектанты. Не знаю, никогда про такую не слышал… Если и была, видать, давно слишком все повымерли…

Ну а они туда добираются, чтобы… Не знаю, долго он распинался, но я тогда поддавши был, мало что запомнил… Помню, говорил профессор, что секта та была маленькая, только в той деревушке и жили… И верили они в… черт, во что-то такое странное они верили… Не помню, и потом, через неделю, вспомнить не мог… Как обрезало… Но что-то профессор там найти интересное рассчитывал, что от кержаков осталось… И для науки своей крайне важное…

А девушка эта, Адель… Сидела, молчала… Улыбалась рассказу профессорскому… Так улыбалась, что я сразу догадался, в чем тут дело. Тогда считал, что догадался…

Э-э, смекаю, брат профессор, знаем мы твою науку… По красным углам решил пошариться, иконками разжиться… У кержаков-то их много бывает, и старинных, иные староверы новых, после Петра писанных, и не признают вовсе… Хер ты, а не профессор, думаю, даром что в очках и с бородою… Пьян я был под конец сильно.

Ну, утром – уплыли. Те трое так в каюте и дрыхли, Санька – у штурвала… А девушка, Адель, – на корме стоит. Волосы ветерок треплет; увидела, что я на берег вышел, – махнула мне… Даже не махнула – вот так вот рукой сделала… Не знаешь, что у городских жест такой значит? Вот, и никто не знает… Не то перекрестила по-странному, не то…. Может, тоже из староверов была?

А я, как дурак, на берегу стою, вслед ей смотрю… В немалых ведь годах уже был, а как мальчишка тогда одеревенел…

Знать бы, как все повернется… схватил бы карабин – и с ними… Э-э-эх…

Что потом-то было? Что было… Отчиняй третью, на трезвую голову не могу я про это…

Дальше… Дальше они уплыли, мы остались… Рыбу ловим.

На пятый день со мной неприятность вышла. Конкретная и жизненная. Мои-то кореша вдвоем на “Прогрессе” в Парму двинули – рыбу свезти, поднакопилось, да продуктов с выпивкой захватить… А я, значит, на хозяйстве остался. Сижу один, дело привычное. На казанке сети поплыл проверять – мужики только на другой день вернуться должны были… Ну и…

Рыбинспектор новый подкрался, Гнатюк… Не из наших, пришлый. Сволочь та еще… Не знаю уж, за что его из ментовки поперли, но не за лишнюю обходительность с урканами, это точно… К рыбохране притерся… И давай мести по-новому. Мужик – косая сажень, кулаки как арбузы – в одиночку в рейды ходил, гнида несговорчивая…

Про все наши с ним войны рассказывать – это еще ящик казенной усидеть надо. Состоялся у нас разговор в тот день нехороший, нервный. На повышенных тонах… и не только тонах…

Кончилось чем: сижу я в казанке посередь реки – сетей нет, мотора нет, весел нет. Ничего нет. Вдали моторка Гнатюка затихает.

В борту дуршлаг, водичка внутрь как из душа сочится – гусиной дробью, гад, засандалил… Ситуация… Врагу не сдается наш гордый Варяг…

Да нет, потонуть-то лодка не могла, у казанки поплавки пенопластом набитые, но… Но несет меня прямиком на Ольгин Крест. На перекат. На камушки. Не то чтобы совсем близко – но делать что-то надо.

А что делать? Ладошками не отгребешься… А вода сам знаешь какая у нас даже летом – вплавь не сунешься, судорога хватанет – и корми рыбешек, отдавай долг за всех их родственниц съеденных… Дела… Хоть фуфайку снимай и ставь вместо паруса…

Слышу: тарахтит! Гнатюк, гад, возвращается? Нет, сверху… Смотрю: “Машка-Целка”! Ну слава Николаю-угоднику, не судьба потонуть нонче… Вовремя Санек подоспел, поживу еще…

“Машка” все ближе… Кричу, руками машу – ноль внимания. Чешет по прямой с той же скоростью. Уснули, что ли? Да только как чувствую, что не уснули… Нехорошо мне, брат, стало… Муторно…

А “Целка” прямо на меня рассекает… Ну, не совсем на меня, чуть в стороне пройти должна, метрах так в пяти… Но мне что пять метров, что пять километров – не подплывешь, не перепрыгнешь… А подбирать меня, похоже, так никто и не собирается…