Книга Дочь пекаря - Сара Маккой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Франклин-Ридж-драйв, 3168
5 ноября 2007 года
Реба звонила в «Немецкую пекарню Элси» каждый день уже целую неделю и никак не могла дозвониться. Каждый раз ее приветствовал гнусавый западнотехасский говор автоответчика. Перед звонком она отхлебнула апельсинового сока, чтобы голос звучал приветливей и слаще.
– Здравствуйте, это Реба Адамс из журнала «Сансити». Мне бы хотелось поговорить с Элси Радмори. Я оставила свой номер в двух предыдущих сообщениях, так что если вы перезвоните мне… это будет здорово. Спасибо. – Она нажала на отбой и бросила телефон на кушетку. – Постскриптум. Вытащи башку из печки и возьми, что ли, трубку для разнообразия!
– Может, просто съездить туда? – Рики надел куртку.
– Да, выбора уже нет. Через две недели статью сдавать, – пожаловалась Реба. – Я думала, там раз-два и готово. Час на телефоне, послать фотографа, он сделает пару снимков – и все. Простой оптимистический очерк. – Она подошла к холодильнику и поглядела на карамельный чизкейк, который Рики купил на вечер. – Рождество-шагает-по-планете с местным уклоном.
– Угу. – Рики позвенел ключами. – Если что, ты и без нее можешь обойтись. Техас есть, Мексика есть – чего тебе еще? – ухмыльнулся он.
Реба закатила глаза. Хоть бы он убрался поскорей. Сейчас ей не терпелось, чтобы он ушел, и она с печалью вспомнила, как когда-то он кружил ей голову, как она пьянела от него, словно от нескольких бокалов вина. Нахальные замечания казались на ковбойский манер искрометными, а экзотическое смуглое лицо и испанский акцент волновали неотразимой, огненной дерзостью.
Делая статью об иммиграции, она ходила с Рики по пограничной заставе и дрожащими руками за ним записывала; вибрации его голоса проходили по ее позвоночнику к кончикам пальцев, как по камертону.
Он провел ее по всей заставе, интервью было окончено; у выхода стали прощаться.
– Мы обычные парни, делаем свою работу, – сказал он и открыл ей дверь.
Она кивнула, но не ушла. Секунда длилась, ноги не слушались, взгляд его темных глаз притягивал Ребу.
– Мне может понадобиться дополнительная информация – я могу на вас рассчитывать? – спросила она, и он тут же продиктовал номер своего мобильного.
Несколькими неделями позже она лежала рядом с ним обнаженная, не понимая, что за девушка вселилась в ее тело. Это не Реба Адамс. Во всяком случае, не Реба Адамс из Ричмонда, штат Вирджиния. Та не легла бы в постель с незнакомцем. Ужас! Но эта девчонка как будто переродилась, стала совершенно другой, а Реба того и хотела. Так что она обвилась вокруг него и ткнулась подбородком в его загорелую грудь, прекрасно понимая, что в любой момент может встать и уйти. От этого было легко и радостно, и все же она не хотела уходить и не хотела, чтоб уходил он. Тогда и там ей хотелось, чтоб он остался. Он остался, и теперь она как перелетная птица, привязанная к голой скале.
Она нетерпеливо покачивала ногой. В животе урчало.
– Пока. – Рики поцеловал ее в затылок.
Она не обернулась.
Дверь открылась и захлопнулась, по голым лодыжкам потянуло ноябрьским холодком. Когда бело-зеленый пикап погранично-таможенной службы США проехал мимо окна, Реба вытащила торт. Чтобы не нарушать симметрию, отрезала по узкому тонкому ломтику от всех трех оставшихся кусков и облизала лезвие ножа.
В полдень Реба остановилась перед «Немецкой пекарней Элси» на Трейвуд-драйв. Магазинчик оказался меньше, чем она представляла. Над дверью деревянная резная вывеска: «Bäckerei»[4]. Несмотря на сильный ветер с гор Франклина, в воздухе витал аромат дрожжевого хлеба и медовой глазури. Реба застегнула воротник куртки до подбородка. Прохладный день для Эль-Пасо, градуса шестьдесят три[5].
Над дверью пекарни зазвенел колокольчик, и вышла темноволосая женщина за руку с мальчиком. Сынишка держал посыпанный солью брецель, уже наполовину сжеванный.
– А когда можно будет имбирный пряник?
– После обеда.
– А что на обед? – Пацан вгрызся в перекрестье брецеля.
– Менудо[6]. – Женщина покачала головой. – Только и на уме у тебя лопать да лопать. – И в облаке сладкой корицы и гвоздики протащила мальчика мимо.
Реба вошла в пекарню с твердым намерением доделать интервью. Звучал джаз. В углу мужчина за чашкой кофе с кексом читал газету. Стройная, но крепкая блондинка стряхивала хрустящие булочки с противня в корзину.
– Джейн! Я тебе сказала тмин, а ты семечки положила! – крикнули из-за занавеси, отделявшей кафе от кухни.
– Мам, у меня покупатель, – откликнулась Джейн, заложив за ухо седеющую прядь.
Реба узнала техасский акцент автоответчика.
– Что будете покупать? Вот свежайшая партия сегодняшних булочек, – Джейн кивнула на корзину.
– Спасибо, я… Меня зовут Реба Адамс. – Она сделала паузу, но Джейн не выказала ни проблеска узнавания. – Я оставила несколько сообщений на вашем автоответчике.
– Заказ торта?
– Нет. Я журналист из журнала «Сан-сити». Хотела взять интервью у Элси Радмори.
– Ой, извините. Я обычно проверяю сообщения по воскресеньям, но на прошлых выходных так и не добралась. – Блондинка повернулась к кухне: – Мам, тут к тебе пришли. – Потом побарабанила пальцами по кассе в такт джазовым трубам и повторила: – Мама!
– Я мешу тесто!
Грохот кастрюль.
Джейн виновато пожала плечами:
– Я сейчас. – И ушла за занавеску, туда, где виднелись стальные кастрюли и широкий дубовый пекарский стол.
Реба разглядывала золотистые батоны в корзинах на полках: роггенброт (белый ржаной), бауернброт (фермерский), доппельбек (дважды выпеченный), симонсброт (цельнозерновой), шварцвальдский торт и бротхен (пшеничные булочки), и булочки с маком, и брецели, и ржаной хлеб с луком. В стеклянной витрине рядами выстроились сласти: марципановые пирожные, печенье «амаретти», три вида тортов (вишневый чизкейк, торт с фундуком, кексы с корицей), миндально-медовые батончики, штрудели, и фруктовый кекс, и апельсиново-айвовый, и сырный с кремом, и Lebkuchen (имбирные пряники). На кассе объявление: «Праздничные торты на заказ».
У Ребы заурчало в животе. Она отвернулась от витрины и сосредоточилась на тонких веточках укропного дерева рядом с кассой. «Нельзя, нельзя», – напомнила она себе, порылась в сумке и сунула в рот фруктовую таблетку от изжоги. Вкус как у конфеты, радость как от конфеты.
Снова лязгнула кастрюля, послышалась отрывистая немецкая речь. Вернулась Джейн – руки и передник присыпаны мукой.