Книга Заезд на выживание - Дик Фрэнсис

Я взглянул на часы. Скачки должны были начаться через тридцать минут. Моя лошадь, разумеется, побежит, но на табло будет значиться имя другого наездника, и мне была ненавистна даже мысль об этом. Я так часто себе представлял, как все будет происходить, что теперь казалось просто невыносимым, невозможным, что какой-то другой человек займет мое место. Ведь сейчас я бы мог быть в Челтенхеме, в раздевалке, натягивал бы бриджи для верховой езды и легкую шелковую ветровку веселой расцветки, а не торчал бы здесь в этом проклятом костюме в мелкую полоску, в накинутой поверх него мантии и в парике, вдали от веселого шума толпы, в полном отчаянии, а не в предвкушении радостного события.

— Мистер Мейсон, — строго повторил судья, и я сразу вернулся в жестокую реальность. — Я только что задал вам вопрос. Желает ли защита добавить что-либо перед вынесением приговора?

— Нет, ваша честь, — привстав, ответил я и тотчас опустился на свое место. Я не видел никаких смягчающих обстоятельств, которые можно было бы представить суду. Я не мог заявить, что молодой человек является жертвой трудного нищего детства или неполной семьи, не мог оправдать его поведение тем, что сам он в прошлом неоднократно подвергался жестокому обращению. Нет, родители любили его и друг друга, он получил образование в одной из лучших частных школ графства. И все у него складывалось благополучно, по крайней мере, до семнадцати лет, когда его исключили за систематическое запугивание и издевательства над учениками младших классов, а также за то, что он угрожал разбитой бутылкой учителю, когда тот отругал его за недостойное поведение.

— Заключенный, встать! — скомандовал секретарь суда.

Молодой человек медленно, с самым самодовольным видом поднялся на ноги. Я тоже встал.

— Джулиан Трент, — обратился к нему судья, — суд признает вас виновным в совершении жестокого нападения на ни вчем не повинную семью, а также в попытке умышленного убийства. Вы не высказали ни малейшего сожаления или раскаяния по поводу случившегося и, по моему мнению, представляете угрозу обществу. У вас и прежде отмечалась склонность к насилию, и вы не смогли или просто не захотели продемонстрировать никакого желания учиться на ошибках прошлого. И мой долг — защитить от вас общество. А потому я приговариваю вас к восьми годам тюремного заключения. Уведите его.

Джулиан Трент просто пожал плечами, и два могучего телосложения судебных исполнителя повели его вниз, от скамьи подсудимых в камеру. Миссис Трент разрыдалась, ее пытался утешить постоянно находившийся рядом муж. Интересно, подумал я, скажется ли неделя, проведенная за слушаньем удручающих свидетельств в этом деле, на их трепетном отношении к своему «херувимчику».

В глубине души я надеялся, что судья запрет Джулиана в тюрьме, назначив ему пожизненное, и выбросит ключ от его камеры. Я знал, что на деле восемь лет заключения обернутся вдвое меньшим сроком, а потом этот тип снова выйдет на улицы. И если представится случай, вновь изобьет бейсбольной битой какого-нибудь бедолагу, вставшего ему поперек дороги.

Но я никак не ожидал, что на самом деле пройдет гораздо меньше времени, чем четыре года, и что этим бедолагой окажусь я.

Часть первая

УБИЙСТВО, АРЕСТ И ВОЗВРАЩЕНИЕ ПОД СТРАЖУ

Ноябрь 2008

Глава 1

— Привет, Перри? Как дела?

— Прекрасно, спасибо, — ответил я и махнул рукой. Вообще-то звали меня не Перри, а Джеффри, но я уже давно оставил надежду, что жокеи станут называть меня именно так. Раз человек является адвокатом, тем более — барристером, и фамилия его Мейсон, чего еще можно ожидать?.[1]Это все равно что быть солдатом по фамилии Уайт, сослуживцы к этой фамилии будут неизбежно прибавлять прозвище Чоки.[2]

Втайне я был доволен, что все эти профессионалы своего дела, с которыми я встречался лишь время от времени, называют меня именно так, по-свойски. Сами они постоянно работали вместе, дни напролет, принимали участие во многих скачках по всей стране, я же участвовал лишь в дюжине или около того за год, и почти всегда — на собственной лошади. К наезднику-любителю, так официально определялся мой статус, отношение было терпимое ровно до тех пор, пока он знал свое место. А мое место в раздевалке находилось рядом со входом, было самым холодным, одежду и полотенца постоянно топтали жокеи, которых вызывали на паддок.

В более старых раздевалках имелись небольшие дровяные печурки, они располагались обычно в уголке и обеспечивали комфорт, когда на улице было сыро и холодно. И будь трижды проклят тот молодой любитель, который посмеет занять место у этой печурки, пусть даже и явился он на ипподром раньше всех. Такую привилегию надо было заслужить, и доставалась она обычно жокеям-профи.

— Есть какие любопытные делишки, Перри? — донесся чей-то голос из дальнего конца раздевалки.

Я поднял голову. Стив Митчелл принадлежал к элите спорта, на протяжении последних нескольких сезонов постоянно вел спор за звание чемпиона в стипль-чезе с еще двумя такими же крутыми парнями. В настоящий момент чемпионом являлся он, выиграв за предыдущий год больше скачек, чем кто-либо еще.

— Да все как обычно, — ответил я. — Киднеппинг, изнасилование и убийство.

— Не представляю, как ты со всем этим справляешься, — заметил Стив, натягивая через голову белый свитер с высоким воротником.

— Работа… она и есть работа, — сказал я. — Во всяком случае, уж куда безопасней твоей. Да, наверное. Но ведь от тебя зависит жизнь другого человека. — Теперь он натягивал бриджи.

— Убийц у нас больше не вешают, сам знаешь, — сказал я. Что очень прискорбно, особенно если учесть, какие среди них попадаются выродки.

— Да, — кивнул Стив. — Но ведь если ты облажаешься, то и нормальный человек может угодить за решетку на много лет.

— В подавляющем большинстве случаев за решетку попадают именно те, кто того заслуживает, — возразил ему я. — Как бы я там ни старался

— Тогда, выходит, ты у нас неудачник? — заметил он и принялся застегивать бело-голубую жокейскую куртку с капюшоном.

— Ха! — усмехнулся я. — Когда выигрываю дело, честь мне и хвала. А если проигрываю, всегда можно сказать, что правосудие восторжествовало.

— У меня все иначе, — смеясь, заметил Стив и взмахнул руками. — Когда выигрываю, забираю всю славу и честь себе, а когда проигрываю, говорю, что лошадь подвела.

— Или тренер виноват, — подсказал кто-то.

Все дружно расхохотались. Такая вот пустая болтовня в раздевалке служила своего рода противоядием, лекарством от страха. Ведь пять-шесть раз на дню эти ребята ставили свои жизни на кон, скакали на лошади весом до полутонны со скоростью тридцать миль в час, перескакивали через препятствия высотой пять футов, и при этом без всяких там ремней и подушек безопасности, почти без всякой страховки.