Книга Золотой запас. Попытка политического фэнтези - Александр Анучкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сыщик закончил доклад и замолчал, разглядывая пыль на острых носах лаковых ботинок генерала.
– Фильмов насмотрелись, – подал голос полковник Фрумич, зам по розыску ОВД «Басманный». – Я такую штуку в кино видел, с Брюсом Уиллисом.
На замечание полковника никто не отреагировал. В компании оперативников, похоже, больше не было киноманов, хотя этот эпизод, наверное, помнили все – только в кино киллер покушался на жену президента и использовал крупнокалиберный пулемет. И трамваи там не ходили. Вот и вся разница.
– В «Империю» уже ходили? – спросил генерал.
– Так точно. Там сейчас группа. Ведут опрос.
– Хорошо. Через пять часов с первыми результатами у меня. – Генерал немного помялся, словно собираясь сказать что-то еще, но потом передумал, махнул рукой и быстро засеменил в сторону своего автомобиля. Он уже примерно представлял – что и в какой форме ему скажет начальник ГУВД. О том, что скажут, подумают и сделают на Житной площади, – даже думать не хотелось. В Москве в последние месяцы творилось черт знает что. Разбои со стрельбой на людных улицах средь бела дня, несколько совершенно глухих заказных убийств, избиение скандального журналиста, прошедшего в Думу во время последних выборов. Газеты с удовольствием смаковали подробности, писали про Ухова гадости – впрочем, гадости объективные – и прочили ему скорую и бесславную отставку. Генерал отставки не боялся, но всегда думал, что уйдет по собственному желанию или по выслуге – непобежденным, с гордо поднятой головой. Роль неудачника, отдавшего город на откуп бандитам, его категорически не устраивала.
Генерал всегда был очень внимателен к отзывам, каждый день, не доверяя референтам, прочитывал все криминальные полосы выходивших в столице газет. Писали разное. Последняя статья, появившаяся как раз сегодня утром, повествовала о чем-то нереальном, а потому – пугающе возможном. Якобы где-то в центре города при невыясненных обстоятельствах, пропал целый конвой грузовиков, который сопровождали работники ФСО. Дескать, некие грузовики с каким-то особенным – литерным – грузом въехали в город, а потом растворились в воздухе, и сейчас федералы, стараясь не поднимать шума, роют землю, но паникой пахнет за версту.
С одной стороны – пусть у «фасолыциков» голова болит, какое дело МУРу до охраны первых лиц? С другой – город все же – его, Ухова, территория. При всей бредовости описанной ситуации, рассказ журналиста изобиловал такими подробностями, что впору было задуматься: или он болен и немедленно нуждается в медицинской помощи, или – знает настолько много лишнего, что за него как-то даже и страшно становится. Обычно люди, которые знают такое, живут хоть и ярко, но крайне недолго.
Был, конечно, и еще один вариант – провокация накануне президентских выборов, но так глубоко генерал копать не мог, не умел, да и причин не видел.
Раньше Серега служил в милиции. Он раз пять ездил в Чечню, в самое пекло, и вернулся живым, правда – обещанных боевых так и не получил. Серега очень рассчитывал на эти деньги, а еще больше на них рассчитывала Серегина жена. За пять командировок, по два месяца каждая, он мог заработать на нормальную двухкомнатную в родном Волгограде. Но заслуженные тысячи где-то потерялись в бумагах – по пути из федерального центра в бухгалтерию его УВД. Или – эта версия казалась Сереге более верной – кто-то приделал деньгам ноги. В результате жена от него ушла, и он остался жить в коммуналке – в двадцатиметровой комнате с полупарализованной мамой. Мама все время что-то требовала, а Серега ничем не мог ей помочь – сутки через трое выходил на службу, а в остальное время пропадал на рыбалке. Он числился сапером в местном ОМОНе и страшно скучал. Работы никакой не было, и Сереге казалось, что он теряет квалификацию. Когда удавалось выехать на какое-нибудь самое пустячное разминирование – пусть хоть граната какая или снаряд ржавый времен войны – сердце у Сереги в груди заходилось в восторге. Он становился тихим, серьезным, у него всегда были твердые и сухие руки, и он никогда – никогда – не ошибался. Он знал про бомбы и взрывы все – мог собрать адскую машину, что называется, из говна и пыли. Знал, например, как взорвать мешок с мукой или как сделать гремучую смесь из стирального порошка и еще пары таких же невинных ингредиентов.
После того как в кино прошел фильм «Брат», Серегу стали называть Фашистом – он был удивительно похож на одного из героев картины и даже его дурацкую присказку – «эхо войны» – использовал постоянно, с такой же интонацией. Сереге прозвище категорически не нравилось. Ему не хотелось быть фашистом – на войне, обороняя Сталинград, погиб дед, а бабку и вовсе не нашли. От завода, на котором она работала, осталась одна огромная яма. Но друзья не унимались. Пару раз Сереге даже приходилось пускать в ход кулаки. В результате, как-то сам собой, был найден компромиссный вариант, и омоновца переименовали из Фашиста в Немца. Немец – это нормально. Солидно и совсем даже не обидно.
Немец уволился из ОМОНа, когда понял, что это тупиковый путь развития – ни денег, ни славы, а в Чечне Рамзан Кадыров и полный телевизионный покой, на смену бэтээрам пришел мирный трактор. Он почти год болтался по городу без дела, перебиваясь случайными заработками, потом уехал в Москву, где судьба неожиданно преподнесла ему подарок – новую жизнь. Что называется, на серебряном подносе преподнесла. Теперь Немец жил в неплохой, хоть и тесной квартире и даже приобрел по случаю двухлетнюю «шестерку» «ауди». Жизнь налаживалась, и Немец даже начал думать – не попытать ли в очередной раз счастья в семейной жизни.
Именно об этом он и размышлял, пробираясь, нагнув голову, по подвалу новенького элитного жилого комплекса в Подмосковье. Он уже был тут дважды – с разведкой, и теперь мог идти с закрытыми глазами. В самом дальнем углу в пыли лежали два продолговатых баллона: облупившаяся синяя краска и помятые бока. Их забыли здесь сварщики, а Немец нашел. Это избавляло его от головной боли – все произойдет само собой, не надо даже ничего придумывать.
Немец перетащил баллоны на несколько метров под несущую конструкцию, развернув один из них вентилем к стене. На торчащий из стены крюк он подвесил пятилитровую канистру с машинным маслом. Чуть приоткрыв краник, прислушался к тихому шипению газа. Несколько раз шмыгнул носом, удовлетворенно хмыкнул. Достав из кармана перочинный ножик, проковырял в днище канистры небольшую дырочку. Тягучая жирная капля медленно и даже как-то нехотя сформировалась под отверстием, о чем-то своем подумала и рухнула вниз – четко на вентиль. Немец еще раз хмыкнул. Отряхнув руки, он быстро пошел – почти побежал – к выходу. Если он все рассчитал правильно (а он всегда рассчитывал все только правильно), то получалось, что на эвакуацию у него где-то около семи минут. В тот момент, когда на вентиль накапает достаточно масла, произойдет объемный взрыв. Второй баллон сдетонирует. Этой мощности хватит, чтобы сровнять аккуратненький жилой дом с землей. Выйдя на поверхность, он легкой трусцой побежал в сторону леса. Остановившись на опушке, последний раз посмотрел на обреченное здание: «Хорошо здесь жить, наверное, – подумал он. А потом добавил: – Было». И побежал дальше.
