Книга Похороны ведьмы - Артур Баневич

Здесь не было ни касок, ни лопаты для уборки нечистот, ни даже явных признаков самих нечистот. Канат, тянувший ворот, был связан из обрывков веревок, конструкция пронзительно скрипела, выдавая свой преклонный возраст, а из-за отсутствия смазки покрытый песком подпятник посверкивал искрами. Правда, только попервой, когда напуганные начальственным окриком парни проделали несколько оборотов бегом. Дебрен с горечью подумал, что от блестящей верленской организации труда остались лишь босые ноги толкачей. Кстати говоря, удивительно юных.

Это не обещало ничего хорошего – если он попал куда надо.

– Не знаю, туда ли я попал? – Он смущенно улыбнулся, глядя на монаха. А потом уже более фамильярным тоном добавил по-лелонски: – Никак не смог прочесть на доске. Одно слово, но рун в нем без малого три дюжины, причем остроградских, столь же замысловатых, сколь и невнятных.

Монах – кажется, немного удивленный, – с пониманием кивнул. И тут же снова демонстративно нахмурился.

– В остроградском стиле возведено немало соборов, – гордо бросил он на правильном лелонском. – А вы, господин земляк, если не в состоянии разобрать по-здешнему простого слова, лучше уж мула разверните к нам задом и возвращайтесь домой. Из-за таких, как вы, Восток над нами смеется.

– Слово "гбаранеберблиндсхватверенкен", по-вашему, простое? – Дебрен спокойно улыбнулся. Было приятно даже в таких условиях услышать родную речь.

– Да-да, – опередил монаха человек с серебряными пряжками. Он выступил из тени и одарил пришельца неожиданно широкой улыбкой. У него были очень светлые волосы и лишь немногим более темные брови и ресницы. Именно так в ошвицкие времена изображали идеального верленца. В некоторых других странах с незапамятных времен такой тип красоты неизвестно почему называли "свинским блондином". – Это гбаранеберблиндсхватверенкен братьев Римель. Хорошо…

Он говорил больше, но Дебрен сумел понять лишь это. Пожалуй, верленец не был пьян и ничем не угрожал, хотя одно из произнесенных им слов вроде бы касалось стрельбы излука. По общему смыслу. Магун мысленно выругался. Он по-прежнему не улавливал значения этого чертова "гбарен-что-то-там". И, как знать, не правильнее ли было бы пробормотать "ошибка" и показать туземцам круп своего мула. Однако хочешь не хочешь, но ему надо было провести в здешних местах несколько дней, а у мула как на грех закончился фураж. Чтобы заработать на новый, чароходцу-иноземцу необходимо как-то проявить себя. Положительно. Иначе его примут за глупца, который искал золото, а попал на разорившуюся каменоломню.

А уж это-то не подлежало сомнению: предприятие еле-еле сводило концы с концами. Взгляд запросто ловил признаки упадка: прохудившиеся крыши, поломанные машины, валявшаяся ржавым клубком цепь на воротах конюшни, пучки травы в щелях главного бремсберга, по которому круглые сутки должны были двигаться огромные каменные блоки. Правда, обслуживаемый подростками ворот скрипел, а из темнеющего неподалеку устья то ли шахты, то ли шурфа кто-то сыпал ругательствами, но эти жалкие эрзацы оживления лишь подчеркивали царящую кругом запущенность.

Это не могло быть то место, куда он направлялся. Разве что…

– Чудищ я принципиально не убиваю, – сказал он, снова поворачиваясь лицом к монаху. – Но поговорить всегда можно.

– Не убиваете? – Пухлая физиономия монаха на момент просветлела, но тут же снова омрачилась. – Ну, выходит, тем более…

– Вы знаете староречь? – перебил красноносый обладатель туфель с пряжками. Он был гораздо моложе монаха, по возрасту ближе к тем, что трудились на вороте, носил двухцветные рейтузы, модные всего лишь в прошлом сезоне в кругах, близких к дворцовым, а его кафтан гордо поблескивал золотом пуговиц. – Потому что верленский, думается мне, нет?

Дебрен облегченно вздохнул. Явно удивленный монах укоризненно оглянулся:

– А вы знаете, господин Римель?

– Сегодня современный человек не может обойтись без староречи, – пожал плечами модник. – Тем более в делах… Ну, так как у вас со староречью, господин…

– Дебрен из Думайки. – Дебрен исхитрился ловко соединить поклон с прыжком с мула. – Магун с полномочиями, временно в пути, так что немного как бы…

– Чароходец, – закончил монах, не скрывая пренебрежения, – который, догадываюсь, свои полномочия случайно не в тот кошель спрятал и оставил дома. – Он повернулся, уже мило улыбаясь, к юному моднику: – Сразу видно, кто это, господин Удебольд.

– Не судите, да не судимы будете. По внешности. – Юноша тоже улыбнулся, но не монаху, а Дебрену. – Если руководствоваться внешностью, то следовало бы считать, что в этой зеленой одежде расхаживает браконьер либо лесной разбойник. А может, даже сам знаменитый Бобин Чапа, которого именно так изображают в хрониках. А тебя, брат во Махрусе, следовало бы в таком случае считать тем пьяницей-монахом, который вместе с Чапой по трактам людей обирает. Как там его?.. Вроде бы брат Трик. Тем более что ты с бочкой явился. – Он рассмеялся, указывая на телегу. – Конечно, я шутил, – обратился он к чародею – когда спросил, не по браконьерским ли делам ты сюда прибыл. Издалека было видно, что лука у тебя нет.

– Нет, – согласился монах. – Но здесь не жмутавильская пуща. Тут люди не на медведя или лося ходят, а на зайца. А для этого достаточно силков. Интересно, а если у него во вьюках пошебуршить, не найдется ли что-нибудь поразительно похожее на силки. Вы можете этого не знать, да и откуда бы, но в Лелонии думайский рынок славится самым большим в королевстве ассортиментом капканов и силков. Прикордонники, живущие в степях, свозят туда эту дрянь цетнарами[3]и нашим родным лелонцам тайно продают. Говорят, дошло уже до того, что переносную волчью яму предлагают.

Дебрен молча стащил висящий у седла кошель, одним рывком развязал узел. В июньском солнце блеснули позолотой несколько толстенных оправленных в кожу книг. Ни на одной не было каких-либо остроградских рун, но Удебольд все равно тихо присвистнул.

– В качестве рекомендации этого вполне достаточно, – отметил он. – Работу вы получите, господин Дебрен.

– Вероятно, он даже не знает, о чем вы, – почти плаксиво проговорил монах. – Поспорю, что он не имеет об этом ни малейшего понятия.

– С лицами духовного звания спорить не следует. – У слегка обеспокоенного Дебрена на кончике языка вертелся вопрос, касающийся характера работы, но доставлять удовольствие брату в рясе он не хотел. Внешность явно обманчива, а Удебольд Римель платил, пожалуй, золотом. – Но скажу без похвальбы, что мне доводилось выполнять всякие заказы. Всесторонность – мой девиз.

– Но о чем речь, ты не знаешь! – торжественно возвестил монах. – Объявление написано по-верленски и по-везиратски. Не скажешь же ты, будто разбираешься в тех языческих червячках, которые неверные называют письмом?

– И по-нижнегадатски, – спокойно подсказал Дебрен. – На языке, который достаточно похож на лелонский, чтобы я кое-что понял.