Книга Смерть Британии! "Царь нам дал приказ" - Михаил Ланцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вижу, Федор Дмитриевич, вы в отменном настроении, — обратился к нему Андрей Иванович.
— Да как тут не удивляться. Сколько лет прошло с той нашей встречи?
— Уже почитай четыре года уже, — улыбнулся Андрей Иванович.
— Время летит неумолимо, — покачал головой с наигранным разочарованием Федор Лаврененко.
— И не оставляет без своего поощрения верных сынов Отечества, — улыбнулся Хрущев, кивнув на майорские погоны своего попутчика.
— Да, — махнул Федор Дмитриевич, — то пустое.
— Так-то оно так, однако, вам изрядно повезло. Я, как вы видите, все никак из ротмистров выбраться не могу.
— Аттестацию не получается пройти?
— Именно! — с экспрессией заявил ротмистр Хрущев. — Уже семь раз рапорт подавал, собирал все рекомендации, но при баллотировке заваливаюсь. Даже не знаю, что теперь делать. За выслугу только шевроны вешают, а толку с них немного.
— А что же вы так? Не готовитесь к аттестации как следует? Я вот перед каждой собирал все увольнительные и уходил в отпуск для подготовки, совершенно зарываясь в книгах.
— Признаюсь, я так не поступал, — с некоторым удивлением произнес Хрущев.
— Вы что же, как есть пытались пройти? По наитию?
— Федор Дмитриевич, помилуйте, я уже свыше десяти лет в армии! Куда мне бумажки штудировать да всякие глупости читать? Мне жизнь армейская знакома изнутри и очень добротно. Вот, посмотрите, — махнул Хрущев на свой «иконостас». Федор взглянул на два креста с мечами, три Георгиевские медали[1]и на некоторое время задумался. — Что? Впечатляет?
— Да, такие награды просто так не дают, — согласился с Андреем Ивановичем майор Лаврененко.
— Вот и я о том же, — с горестным сожалением махнул рукой Хрущев. — Не понимаю, просто не понимаю, почему из-за этой дурацкой аттестации я не могу получить майора.
— Она ведь проверяет ваши знания как офицера, а не личную храбрость, которой вам, судя по всему, не занимать.
— К чему вы клоните? — подозрительно спросил Хрущев.
— Личное мужество — это не единственная добродетель в бою, — развел руками Федор Дмитриевич. — По крайней мере, так нас учит Его Императорское Величество.
— Ах, вы об этом, — скривился Андрей Иванович. — Им, — Хрущев показал пальцем наверх, — кажется, что скакать впереди отряда и вести ею в бой — не есть святая обязанность офицера. Что я должен заниматься чем-то еще, прячась за спины своих людей. Какой же солдат пойдет за мной, если я за него прячусь, боясь подставить свою голову под вражеские пули и сабли?
— Все верно, дорогой мой Андрей Иванович, личная храбрость очень важна. Но ложка, как говорится, дорога к обеду. — Лаврененко задумался на несколько секунд, после чего усмехнулся. — Тут вот какое дело. Я ведь сейчас заочно учусь на очередных курсах повышения квалификации Московской Императорской военно-инженерной академии и много чего интересного узнал.
— Готовитесь к аттестации на полковника?
— Да. Это сложный этап, но если я его пройду, то мне откроется дорога в генеральские чины.
— Книжные генералы у нас какие-то получаются, — усмехнулся Хрущев.
— Не без этого, — улыбнулся шутке Лаврененко. — Так вот, понимаете, чем выше по рангу офицер, тем дальше он должен быть от опасности. Вот сержант или поручик — те да, на передовой прыгают, в рукопашные схватки ходят. Они ведут за собой бойцов вперед. Воодушевляют примером. Но не побежит же генерал впереди своей дивизии? Согласитесь, Андрей Иванович, что это выглядит глупо.
— Пожалуй.
— Вот и получается, что уже даже поручики должны не впереди бежать, размахивая револьвером или саблей, а управлять своими людьми. Даже поручики, — повторил Федор Дмитриевич. — Причем команды не «Айда за мной!», а распределение задач между сержантами и капралами. Первое звено — туда, делает то и то. Второе отделение занимает оборону в том секторе. И так далее. При этом самому в бой по возможности не вступать, а крутить головой и смотреть, что происходит, чтобы оперативно реагировать на изменение боевой обстановки.
— Какие-то трусливые у тебя офицеры выходят.
— Так нас учат воевать в академии, ставя во главу угла управление личным составом, а не стремление лично пострелять из винтовки или добавить на свой счет еще несколько зарубленных врагов. Не поверите — уже майором работы бумажной столько, что голова кругом идет. Я ведь сейчас в штабе полка служу.
— Вот оно что, — улыбнулся Андрей Иванович. — А я думаю, что же не так в том, что вы говорите. Вроде бы командир батальона так размышлять не должен.
— Как должен размышлять командир батальона, я думаю, лучше видно аттестационной комиссии, — вернул грубость Федор Дмитриевич. — Его Императорское Величество постановил так воевать и так думать, от того и пляшут. Или вы считаете, что его новое учение о войне оказалось негодным?
— Конечно! Обычная глупость!
— Не боитесь так говорить об Императоре?
— Вы же офицер, а не базарная баба, чего мне бояться? — с вызовом спросил Хрущев.
— Продолжайте.
— Я думаю, что Александр — просто очень удачливый человек, который воспользовался ситуацией и более хитростью, чем воинским искусством, добился военного успеха. Ну не может офицер сидеть в тылу и дергать за ниточки! Личная храбрость, выучка и пример — вот основа русского воинского мастерства. Коли ты кавалерист, так изволь возглавить атаку лично, а не наблюдать за ней издалека. Ты отец своих солдат, которых и ведешь за собой. Разве не так?
— Так. Но то уровень управления младшего командного состава и унтер-офицеров. Вы поймите, дорогой Андрей Иванович, что, находясь на острие атаки даже во главе батальона при современном бое, вы не можете им управлять. Отдали приказ двигаться туда-то, и все. А что там творится на флангах никому не ясно. Особенно если наступать по-новому, рассыпным строем, гибко управляя ротами и взводами, а не как раньше — батальонной коробкой двигаться на позиции врага. Война изменилась. Слишком изменилась.
— Да что в ней поменялось-то? — скептически переспросил Хрущев.
— Все, — улыбнулся Лаврененко. — Можно сказать, что война времен Наполеона Бонапарта и сейчас — две большие разницы. Вспомните — еще семьдесят лет назад лихая атака кирасир могла решить исход сражения. Сейчас же она обречена на провал из-за губительности стрелкового и артиллерийского огня. Вы даже не представляете, насколько печально мне это осознавать.
— Да бросьте! Вы же были со мной в этой Богом проклятой Азиатской кампании. Я своими глазами видел решительные успехи от атак легкой кавалерии белым оружием на этих бандитов.
— И я в них участвовал. Но это не показательно. Они туземцы, практически лишенные хорошего вооружения и дисциплины. Будь на их месте ваши рейтары — нас бы просто расстреляли. А у них нечем было стрелять. Да и с оружием все очень грустно — даже сабли не у всех, а у кого есть — толком и пользоваться ими не могут. Ведь вы должны знать, что атаки белым оружием нам строго запрещали проводить по собственной инициативе на начальном этапе кампании. А потом, когда выбили практически всех опытных бойцов, так они в ход и пошли. Не раньше. Вчерашний пастух с саблей воином не становится. Особенно учитывая тот факт, что у них практически нет никакой системы подготовки этих ополченцев.