Книга Злой гений Нью-Йорка - Стивен Ван Дайн

— Знаете, мне очень хотелось чего-нибудь интересного, какого-нибудь славного, захватывающего преступления, — заметил он, — но, честное слово, я вовсе не хотел такого кошмара. Если бы я не знал так хорошо Маркхэма, я бы заподозрил его в том, что он издевается надо мной.

Когда через несколько минут Маркхэм поднялся в садик на крыше, было более чем ясно, что он очень озабочен. Выражение его лица было мрачным, обычная приветливость заменилась сухой официальностью. Маркхэм и Ванс уже пятнадцать лет были близкими друзьями, хотя по природе это были антиподы: один — суровый, быстрый, смелый, прямой, тягостно серьёзный; другой — капризный, циничный, любезный, смотревший свысока на житейские мелочи. Они хорошо дополняли друг друга, и как часто на такой основе строится неразрывная, долговременная близость!

В течение четырех лет Маркхэм был участковым следователем Нью-Йорка, за это время он много раз обращался к Вансу за советом в важнейших делах, и Ванс никогда не обманывал доверия к своей способности правильно мыслить и схватывать все на лету. Действительно, Ванс раскрыл большое число крупных преступлений, случившихся во время четырехлетнего пребывания Маркхэма на службе. Знание человеческой природы, большая начитанность, культурность, острота логической мысли, чуткость к скрытой под обманчивой внешностью истине делали его в высшей степени пригодным к работе следователем, он и выполнял её неофициально в тех процессах, которые велись Маркхэмом.

Поэтому ничего нет удивительного, что в «Деле Епископа» Маркхэм с самого начала обратился к Вансу. Я заметил, что все больше и больше он полагался на помощь друга в расследовании уголовных преступлений; в данном случае было особенно удачно, что он обратился к Вансу, потому что только благодаря его глубокому знанию ненормальных проявлений человеческого разума удалось раскрыть страшный, безумный план и узнать, кто его задумал и выполнил.

— Может быть, все это просто мистификация, — говорил Маркхэм без всякой, впрочем, убеждённости. — Но я подумал, что, может быть, ты захочешь…

— О конечно! — Ванс саркастически улыбнулся Маркхэму. — Присядь на минутку и расскажи мне толком всю историю. Труп ведь не убежит. И гораздо лучше привести в некоторый порядок все нам известное, прежде чем заняться остальным. Кто является, например, сторонами в этом деле? И почему обратились прямо к следователю уже через час после смерти жертвы? Все, что ты мне говорил, кажется величайшей бессмыслицей.

Маркхэм в раздумье сел на край стула и внимательно осмотрел кончик своей сигары.

— Черт возьми, Ванс, не делай из этого Удольфской тайны. Преступление достаточно ясное. Способ убийства, конечно, необыкновенный, но за последнее время стрельба из лука вошла в моду. В каждом городе, в каждом колледже упражняются в стрельбе из лука.

— Совершенно согласен. Но убивали из лука Робинов в очень отдалённые времена.

Глаза Маркхэма сузились, он испытующе посмотрел на Ванса.

— Тебе тоже пришло это в голову?

— Пришло ли мне это на ум? Да эта мысль вспыхнула в моем мозгу в ту минуту, как ты назвал имя жертвы. — Ванс несколько раз затянулся. — Кто убил Кок-Робина? Да ещё стрелой из лука!.. Удивительно, как эти стишки, заученные в детстве, долго держатся в памяти. Между прочим, как зовут м-ра Робина?

— Кажется, Джозеф.

— Неназидательно и невнушительно… А второе имя?

— Послушай, Ванс, — раздражённо сказал Маркхэм, — какое имеет отношение к делу второе имя убитого?

— Ни малейшего. Но если уж сходить с ума, так до конца. Обрывки разума не имеют никакой цены.

Он позвонил Карри и послал его за телефонной книжкой. Маркхэм протестовал, но Ванс сделал вид, что не слышит, и когда книжка появилась, он несколько минут рылся в ней.

— Покойный жил на Риверсайдской аллее? — наконец спросил он, остановив палец на найденном имени.

— Думаю, что так.

— Хорошо, очень хорошо! — Ванс закрыл книгу и устремил торжествующий взор на участкового следователя. — Маркхэм, — медленно заговорил он, — в телефонном списке только один Джозеф Робин. Он живёт на Риверсайдской аллее и его второе имя — Кокрейн.

— Что за вздор? — голос Маркхэма почти дрожал от ярости. — Ну, пусть его зовут Кокрейн; неужели ты серьёзно предполагаешь, что этот факт имеет какое-нибудь отношение к убийству?

— Честное слово, старина, я ничего не предполагаю. — Ванс слегка пожал плечами. — Я только отмечаю, так сказать, некоторые факты в связи с этим случаем. Вот как обстоит дело: м-р Джозеф Кокрейн Робин, то есть Кок-Робин, убит стрелой из лука. Не кажется ли это даже твоему юридическому уму чертовски странным?

— Нет! — коротко бросил Маркхэм. — Имя покойного очень обыкновенное, и удивительно, что благодаря этому воскрешению стрельбы из лука не убито или не ранено множество людей в стране. Кроме того, очень возможно, что смерть Робина является просто несчастным случаем.

— Не убедительно! — Ванс укоризненно покачал головой. — Этот факт, даже если так и произошло на самом деле, нисколько не разъясняет положения, а делает его ещё более странным. Из тысяч поклонников стрельбы из лука в нашей прекрасной стране только один, по имени Кок-Робин, случайно убит стрелою! Это уже пахнет чем-то потусторонним… Неужели ты веришь в привидения и злых духов?

— Мне, значит, надо быть медиумом, чтобы допустить возможность совпадения обстоятельств?

— Милый мой! Совпадения не могут тянуться бесконечно. Во всяком случае, теперешнее положение несравненно сложнее, чем ты предполагаешь. Например, по телефону ты сообщил мне, что последний человек, видевший Робина перед его смертью, именуется Сперлингом.

— Какой же скрытый смысл заключается в этом факте?

— Может быть, ты знаешь, что значит по-немецки «Sperling»? — кротко спросил Ванс.

— Я ведь окончил высшую школу, — ответил Маркхэм. Вдруг глаза его широко раскрылись, и все тело напряглось.

Ванс подвинул к нему немецкий словарь.

— Все-таки отыщи это слово. Мы должны быть точными. Сам я его уже нашёл. Я боялся, что воображение моё слишком разыгралось, и мне захотелось увидеть слово, написанным чёрным по белому.

Маркхэм молча раскрыл книгу и пробежал страницу глазами. Остановившись несколько мгновений на слове, он решительно выпрямился, как будто стряхивая с себя наваждение. Затем заговорил вызывающим, враждебным голосом.

— «Sperling» значит воробей. Каждый школьник знает это. Что же из этого?

— Все! — Ванс медленно закурил другую папиросу. — И каждый школьник знает старинные детские стишки «Смерть и погребение Кок-Робина», ну так как же? — Он поддразнивающе посмотрел на Маркхэма, стоявшего неподвижно под солнечными лучами. — Раз уж ты стараешься показать, что тебе неизвестно это классическое произведение, то разреши мне продекламировать первую строфу.

Холод, точно от присутствия какого-то невидимого призрака, пробежал по моей спине, когда Ванс повторил с детства знакомые строки: