Книга Я и мое отражение - Карина Тихонова

Живу я одна. Так получилось, что близких и родных у меня нет, замужем я ни разу в жизни не была, а ребенка родить побоялась по одной простой причине: вдруг не прокормлю?

Одно дело отвечать за себя, другое – за жизнь маленького беспомощного человечка, которому достанется такая ненадежная опора, как я. Я спросила себя, имею ли я на это право. И совесть ответила: нет.

Вот и вся песня.

Нагнала на вас тоску? Ладно, забудьте. Чтобы не выглядеть окончательной плаксой, добавлю, что у меня имеется собственная московская жилплощадь. Это очень неплохая двухкомнатная квартирка, расположенная в уютном и относительно чистом районе.

Еще добавлю, что мне тридцать пять лет. А это значит, что жизнь пока не дошла до финишной прямой. И существует маленькая надежда, что к ней я подойду не одна.

В общем, жизнь моя ничуть не хуже, чем жизнь подавляющего большинства населения страны с красивым названием «Россия».

У меня это слово ассоциируется с ярко-синими глазами, с безоблачным весенним небом, с васильковыми полями, с синей морской гладью, чуть припорошенной солнечной пылью… В общем, ассоциации возникают красивые и выразительные. Жаль, что реальность с ними никак не стыкуется.

В последнее время руководители страны меня усердно успокаивают: доходы населения неумолимо растут, стабилизационный фонд огромен, запасов нефти хватит надолго, запасов газа у нас еще больше, долги Парижскому клубу выплачиваются досрочно, проценты по ипотечным кредитам снижаются…

В общем, жизнь неумолимо улучшается.

Я себе очень ярко представляю такую картину: встаю утром, отдергиваю занавеску, а на улице – коммунизм!

Как-то незаметно, сам собой сделался. И все мы так же мгновенно стали добрыми, отзывчивыми, мужчины перестали ругаться матом и начали уступать женщинам места в автотранспорте. Причем, не только пожилым.

Господи, вот бы глянуть! Хоть одним глазком!..

– Мечтаешь? – язвительно спросил знакомый голос.

Я вздрогнула, схватила тряпку и принялась яростно полировать столик, стоявший под большим полосатым тентом. В теплое время года мы выносим несколько столов на улицу перед кафе. Не потому, что внутри аншлаг. Просто на улице приятней сидеть.

Я совершила последнее движение по безукоризненной сверкающей поверхности стола, отступила на шаг и полюбовалась делом своих рук. При этом я скосила глаз в сторону на максимально возможное расстояние.

Ушел, нет?.. Не ушел.

Начальник стоял в двух шагах от меня. Чтобы выйти из узкого пространства между стульями, мне пришлось повернуться к нему лицом. Что я и сделала, постаравшись придать лицу почтительно-глупое выражение.

У меня дома над письменным столом висит указ Петра Великого, гласящий: «Подчиненный перед лицом начальственным должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство».

А рядом с этим указом висит диплом филологического факультета Университета, похожий на некролог моему высшему образованию. Я подозреваю, что именно из-за этого диплома мой начальник так сильно меня не любит. Он начинал свою карьеру, продавая на Тишинском рынке ворованную колхозную картошку. Потом последовало назначение директором овощной базы, затем судьба вознесла его на должность завсклада дефицитных товаров. Но тут грянула перестройка, склад пропал, а вместе с ним пропали дефицитные товары. Самое печальное, что мой начальник не успел приложить к этому исчезновению свою ручку. По-моему, эта самая большая беда в его жизни. И винит он в этом «всяких грамотеев», придумавших перестройку, демократию и гласность.

В общем, винит меня.

В полемику я не вступаю. Боюсь остаться без работы.

– Здрасте, Семен Петрович, – сказала я кротко.

Ответа, как обычно, не получила. Начальник смерил меня презрительным взглядом. Начинается утренняя разминка.

– Вот! – провозгласил он язвительно. – Поздравляю! Льготы отменяют! Теперь герои труда по улицам побираться начнут! В мусорных баках рыться!

Это звучало как обвинение в мой адрес. «Добилась своего»! – говорил взгляд начальника, взиравшего на меня с отвращением.

Я не знала, что ответить на это обвинение, поэтому снова промолчала.

Минуту Семен Петрович громко дышал, как экранный любовник в порыве страсти. Но в отличие от секс-звезды тяжелое дыхание происходило у него по причине астмы. Забыла сказать, что у них с супругой, как полагается, все на двоих. В том числе и болезни.

Начальник поискал, к чему бы придраться, но не нашел. На работу я сегодня не опоздала, передник и шапочка были в идеальном порядке, нахамить клиенту я не смогла ни разу за все пять лет работы на этой безрадостной должности.

– Что стоишь? – накинулся на меня шеф после нескольких минут мучительного поиска. – Заняться нечем?

Я молчала как рыба.

Если бы вы знали, чего мне стоит это унизительное молчание! Пять лет меня сгибают и унижают за то, что я имею высшее образование, за то, что я читаю непонятные книги, слушаю не понятную моему начальнику музыку, разговариваю на грамотном русском языке и ни разу не позволила себе обматерить окружающих!

В общем, за то, что я «не простая», как выразилась кассирша нашего заведения.

И этот приговор будет висеть надо мной вечно. Без права на амнистию. Потому, что я никогда не смогу себя изменить. Да и не считаю нужным, честно говоря.

Поэтому знаю, что расплачиваться унизительным молчанием мне придется до скончания времен. До тех пор, пока я не наберусь смелости и не отправлюсь в большой мир на поиск другой работы.

Но я такая отчаянная трусиха, что вряд ли сподоблюсь на такой шаг. Отличительная черта нашего интеллигента – умение приспособиться к любым самым унизительным условиям существования. И при этом полная неспособность с ними бороться.

Вот так и я: все понимаю, страдаю, переживаю и… терплю! Терплю!

Свинство, конечно.

– Ты работать собираешься? – зловеще вопросил начальник.

– Разрешите пройти, – пискнула я.

– «Разрешите»!..

Начальник презрительно фыркнул.

– Нет, ты когда-нибудь научишься нормально говорить?! Или нет?!

Я закусила губу. Терпи, Лерка, терпи…

– Все у нее «позвольте», да «разрешите», – продолжал издеваться начальник. – Графиня в изгнании, блин! Строит из себя!

Я низко опустила голову. Плакать я давно разучилась, но моему начальнику будет приятно думать, что он довел меня до слез.

Так оно и получилось.

– О! – воскликнул повеселевший Семен Петрович, – разнюнилась! А чего ты разнюнилась, а? Тебе же, дуре, добра хочу! Нельзя же быть такой тряпкой! Стоять за себя нужно! Ладно, иди…

Он посторонился и я, наконец, смогла выйти из ловушки, в которой оказалась.