Книга Незабудка - Элизабет Лоуэлл

Неожиданно перед глазами возникла яркая картина… Поздняя осень, узкая тропинка, обвивающая Разбитую Гору, хромая лошадь и седло, которое весит больше самой лошади. Она ведет лошадь, еле передвигающую ноги под тяжестью седла. Вокруг молчаливое величие предгрозовых бурлящих облаков. С пятнадцати лет знала она об опасности быть застигнутой грозой на открытом участке горы.

Внезапно небо располосовала, молния, она ударила так близко от Аланы, что та почувствовала запах обожженной скалы. Гром, казалось, оповестил о конце света. Лошадь пронзительно заржала, встала на дыбы, вырвала поводья из рук. Охвативший бедное животное ужас заставил забыть о хромоте. Лошадь понеслась вниз по горному склону, оставив Алану одну.

Она стояла испуганная, оглушенная раскатами грома, одурманенная запахом обожженного камня. Потом услышала, что кто-то зовет ее по имени.

По отвесному склону к ней спускался Раф, управляя вырывающейся обезумевшей лошадью с той силой и грациозностью, что всегда были предметом особого восхищения Аланы. Он поднял ее и посадил перед собой, пришпорил коня, и они понеслись вниз, озаряемые вспышками молнии.

Укрывшись в густой зелени ели, она пережидала грозу, набросив на плечи его пиджак и наблюдая за ним глазами женщины-ребенка, с каждым вздохом все больше превращаясь из ребенка в женщину.

На Разбитой Горе узнала Алана первый страх, затем любовь и, наконец, ужас.

Интересно, не придется ли ей испытать на Разбитой Горе новые сильные ощущения, которые избавят ее от ночных кошмаров?

Такая возможность замерцала перед ней, как рассвет, пробивающийся сквозь ночную мглу, изменяя все вокруг.

— Сестричка? Ответь что-нибудь.

Алана испугалась, услышав свой глубокий вздох и спокойный ответ:

— Конечно, я помогу тебе.

Она не слышала ни крика победы, ни заверений Боба, что он не расскажет никому из клиентов, что она и есть та знаменитая певица Джилли, ни слов благодарности, что просто выручила его. Она не слышала ничего, кроме отголоска своего страшного решения вернуться снова на Разбитую Гору.

Будто почувствовав, насколько хрупким было ее согласие, брат заговорил еще быстрее:

— Я заказал билет на самолет до Соленого Озера, оттуда на местный рейс прямо до нашего аэропорта. У тебя есть карандаш?

Алана с удивлением смотрела на аппарат. Сам факт того, что Боб позаботился обо всех мелочах ее поездки, был просто ошеломляющим. Нельзя сказать, что брат был невнимательным человеком, он заботился о Мери и даже покровительствовал ей. К Алане же относился, как дети обычно относятся к родителям или взрослым.

— Сестренка, — терпеливо повторил Боб, — у тебя есть карандаш? Он убьет меня, если я упущу этот шанс.

— Он? — переспросила Алана, роясь в ящике стола в поисках карандаша. — Кто убьет тебя? Повисла мертвая тишина. Затем Боб неестественно хихикнул.

— Посредник, который организовал поездку, — был ответ. — Кто же еще? Готова?

— Не гони лошадей, — проворчала Алана. Женщина нашла карандаш, взяла квитанцию на выдачу кредитной карточки, перевернула ее и записала номера рейсов и время вылета.

— Но это же сегодня! — пыталась протестовать она.

— Говорю же, ты нам очень нужна.

— Не слишком ты любезен, братец.

— Зато затея великолепна, — невнятно пробормотал Боб.

— Что?

— Ничего. Только, умоляю, не опаздывай на самолет, иначе моя голова полежит с плеч.

— Боб… — начала Алана.

— Спасибо, сестричка, — поспешно поблагодарил он, перебив ее. — Ты не пожалеешь. Если кому и удастся победить, то только ему.

— Ему?

У Аланы было такое чувство, что она пропустила часть беседы, причем самую важную.

— Кому ему? — снова спросила она.

— Черт меня дери! — сквозь зубы выругался Боб.

— Посреднику — организатору поездки? — гадала Алана.

— Да, да, посреднику. Хотя он — нечто большее, — безразлично ответил Боб. — До встречи, сестричка. Пока.

Алана даже не успела ответить. Разговор прервался. Она стояла и смотрела на трубку, которую продолжала сжимать в руке. Почему же она все-таки согласилась на поездку, сама мысль о которой наводит на нее ужас?

Было просто глупо позволить сладостным воспоминаниям о Рафе Уинтере опять завлечь ее в топкое болото ночных кошмаров. Она даже не знала, в Вайоминге ли сейчас Раф. Раньше работа стояла у Рафа на первом месте. Время пребывания на ранчо у Уинтеров было строго ограничено, так что встречались они не часто. Но этого оказалось достаточно. Алана научилась любить Рафа и смирилась с его отъездами. Она ждала, что в один прекрасный день он женится на ней, и тогда ей не придется бредить о нем по ночам. А потом Раф умер. Точнее — об этом известил Пентагон. …В трубке раздались протяжные гудки, напоминающие, что пора положить ее на рычаг. Она так и сделала и пристально посмотрела на телефон.

Он был ярко-красным, как цветы на испанской изразцовой плитке, которой была отделана кухня. Красный, как цветы, что растут высоко в горах.

Красный, как кровь.

— Разве я видела Джека мертвым на Разбитой Горе? — прошептала Алана. — Или мой разум отказывается помнить об этом?

Вздрогнув, она быстро отошла от ярко-красного телефона.

Потерла руки, чтобы избавиться от озноба, который преследовал ее со времени последнего путешествия на Разбитую Гору. Быстро прошла в ванную. Там натянула джинсы и старую хлопчатобумажную блузку. По привычке тщательно застегнула блузку на все пуговицы, спрятав изящную золотую цепочку, давным-давно подаренную Рафом.

Кончики пальцев, как обычно, задержались на крошечной части цепочки — эмблеме бесконечности.

Вечная, бесконечная любовь.

Радужная мечта.

Реальность была иной — шесть выпавших из памяти дней и ночные кошмары, которым хотелось положить конец.

Медленно Алана прошла на кухню. Трясущимися руками включила кофеварку, поджарила два яйца и намазала маслом ломтик хлеба. Усилием воли заставила себя поесть, выпить чашку кофе и убрать за собой — в общем, сделать обычные человеческие дела.

Она грустно разглядывала растрепанную стопку бумаг на кухонном столе. Ей бы следовало просмотреть песни, что прислал импресарио. Новые песни для сольного исполнения оставшимся в живых певцом дуэта Джек-и-Джилли.

Неплохо было бы заняться и нотами, но она не будет этого делать. Она просто не в состоянии петь.

Это была самая горькая потеря, самая непереносимая боль. До Разбитой Горы она могла дарить людям песни, нести радость любви, избавлять от одиночества и отчаяния.

Алана черпала силы в любви к человеку, которого считала погибшим, воплощая свою любовь в песне. Пение было единственной отрадой, смыслом жизни после страшного известия о смерти Рафа.