Книга Твоя жена Пенелопа - Татьяна Веденская

Ага, вон даже звук у телевизора прибавил… Пошло дело. Бойтесь, олигархи, гнева-злорадства бывшего слесаря-инструментальщика со второго турбомоторного, комсомольца и коммуниста в третьем поколении таких же слесарей-инструментальщиков, комсомольцев и коммунистов! Ужо вам!

– Ты не обижайся на отца-то, Нин… – тихо, будто извиняясь, проговорила мама, бочком присаживаясь за стол.

– А я и не обижаюсь.

– Да как же, не обижаешься! Думаешь, по лицу не видно? Сидишь, будто насмехаешься… А зря насмехаешься-то, дочка. Он же по-своему все переживает, знаешь ведь, какой он у нас борец несгибаемый.

Она хотела было возразить – достали, мол, с этой несгибаемостью, – но промолчала. Мельком глянула на часы – ого, девять! Никита наверняка дома, а у нее ужина нет. И рубашки в ванной в тазу замочены… И вдруг хмыкнула про себя, вспомнив отцовское презрительное – эх ты, прачка-кухарка… Да, выходит, так оно и есть. Прачка и кухарка. И все это, можно сказать, на добровольно общественных началах. И «полюбовница» тоже. Правда, смешно. И грустно…

– Я пойду, мам. Спасибо за чай.

– Да погоди, чего сразу пойду-то? И часа в родном дому не пробыла… Все-таки обиделась на отца, да?

– Ничего я не обиделась! Мне и в самом деле пора.

– Ну, Нин… Посиди еще немного, чего ты, как неродная… Вот дожили до жизни – дочку раз в неделю на полчаса отпускают… А сам-то твой, этот… Никита твой… Что, не может вместе с тобой в гости зайти? Посидели бы, я бы пирог с палтусом завернула. И отец бы уважение почувствовал, меньше бы психовал. Брезгует нами, да? Не ровня мы ему?

– Нет, мам, ну что ты… Не в этом дело.

Сказала – и опустила глаза, испугавшись. Потому как резануло внутри – в этом, в этом! Именно в этом дело, ты в точку попала, мам! Потому и повторила испуганно:

– Нет, не в этом дело. Просто у него сейчас катастрофически времени не хватает.

– А чем он таким шибко занят? Вроде не работает нигде.

– Он учится, мам, в серьезном институте. Даже не в институте, а в академии.

– Да? И на кого ж он учится, больно интересно знать?

– Ну… Как бы тебе объяснить… Там к государственной службе чиновников готовят. Нет, правда, у них там все очень серьезно, мам. И строго. Лекции с утра и до вечера, потом курсовые всякие, а в следующем году защита диплома…

– Ну ладно, коли так. А может, и хорошо, что он к нам не приходит. Не дай бог, отец брякнет при нем чего некультурное! Да и я со своими пирогами… Что он, пирогов с палтусом не едал? Мы ж люди простые, Ниночка, куда нам со свиным рылом в калашный ряд… Случится у тебя с этим Никитой счастье – и мы с отцом счастливы будем! И в сторонке постоим, если что!

– Да уж… Папа, кажется, постоит в сторонке… Думаешь, легко мне каждый раз на оскорбления нарываться?

– А ты за оскорбление-то его слова не принимай, Ниночка! Он же человек такой, работяга, не умеет он, чтобы со всякими там подходцами… Как говорится, что на уме, то и на языке!

– М-м-м… Хочешь сказать, простота хуже воровства?

– Ой, да как тебе не стыдно так об отце-то! Язык прикуси, бессовестная!

– А ему не стыдно меня каждый раз оскорблять?

– Так он же любя, Нин… Он тебя очень любит, оттого и переживает сильно! Обидно ему за тебя, понимаешь?

– Да, мам… Я понимаю. Конечно же. Но это всего лишь его личное восприятие действительности, я тут при чем? У меня к моей жизни претензий нет. Меня все на сегодняшний день устраивает. Абсолютно все.

– Ой ли?

Как плетью стегнуло это мамино «ой ли» – обидное, хлесткое. И хитрованский взгляд полоснул по лицу, и губы мама сжала специфически – скобкой догадливого сомнения. Да, очень выразительно получилось. Выпукло. Вот, мол, смотри на меня, дочка, видишь, какая я сильно задумчивая и сомневающаяся в твоих словах! Давай, подпрыгивай на стуле, доказывай мне обратное! Видишь, я жду…

А не дождешься. Не буду я тебе ничего доказывать. Потому что не должна ничего доказывать. Ни-че-го. Никому. Потому что и сама в себе еще толком не разобралась. И в своих отношениях с Никитой тоже. И вообще – хватит из меня веревки вить… Что свили, то свили, спасибо и на этом. Все детство старательно внушали – должна, должна! Что придумают вдвоем с отцом, то и должна! Хватит…

– Ну, все, хватит, мам… Пошла я.

Нина решительно уперлась кулаками в столешницу, приподнялась на стуле, но мать вдруг опустила на плечо ладонь и будто пригвоздила обратно. И произнесла решительно:

– Глянь-ка мне в глаза, Нинка…

– Ну что, мам, что?

– Давай перед матерью как на духу… Сама-то хоть понимаешь, как свои годы дальше жить? Я вот за тебя перед отцом заступаюсь, а сама все думаю, думаю… А ну, коль он и впрямь не женится?

– Да что вы заладили – женится, не женится! Ладно, отец, а ты-то, мам? Чего вы лезете в мою жизнь?

– А куда нам еще лезть-то, дочка? В чужую, что ли? Мы ж твои родители… Слушай, а может, тебе поговорить с Никитой? Так, мол, и так, замуж хочу… Или это… Как бы забеременеть невзначай? А что? Давай, я тебя научу по-женски, подскажу…

Все, подумала Нина, терпение, кажется, лопнуло. В голове забухало, зазвенело негодованием. Пришла, называется, родителей навестить! Получила массу положительных эмоций! Уже и в постель норовят залезть! Надо же – научу-подскажу, как забеременеть! Чудеса пролетарской камасутры поведать собралась! Как же противна эта бесцеремонность! Да, любят они, да, беспокоятся по-своему, но все равно – противно!

– Послушай, мама… Если ты еще раз… – Она закрыла глаза и сглотнула ком в горле. Сдерживая раздражение, произнесла спокойно, но с жесткой нотой в голосе:

– Если ты еще раз затронешь эту тему, я вообще больше к вам не приду! Никогда! Слышишь? Дорогу к вам забуду! И отцу можешь так и передать! Если он еще раз…

– Что ты, Ниночка, что ты! Бог с тобой, доча, что ты говоришь? Да что я такого сказала-то, господи?!

Мать тихо всхлипнула, зажав рот ладонью, глянула на нее сквозь набухающую слезную пелену. Моргнула, и слезы тут же брызнули из глаз. Сразу весь гнев Нины ушел в стыд.

– Мам, мам… Ну ладно, все, ну не надо… Не плачь, я ж не хотела… – залепетала она виновато, оглаживая мать по бугристо-целлюлитному предплечью. – Ну извини, мам…

– Да как у тебя язык-то повернулся, Ниночка… Да как же я отцу могла бы такое сказать? Что ж ты, дочка… Да его бы сразу кондратий хватил… Он же так тебя любит! Что у нас с отцом еще есть-то?

– Мам, да я все понимаю! Но и ты меня тоже пойми! Нельзя же так, мам…

– Ну да, ну да… А как можно-то, доча? Ты ведь у нас одна, как свет в окошке… Позднее дитя, божий подарочек… Мы ведь уж и не надеялись, я помню! Когда принесли тебя из роддома, отец с рук не спускал, дышать боялся… Он уж, почитай, в возрасте мужик-то был, почти под пятьдесят…