Книга Микрокосмос, или Теорема Сога - Асука Фудзимори
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Оружие не женская игрушка, – возразил ее кавалер.
– Ну, я тебя прошу… Мне так хочется…
Бедный парень, очевидно, в золоте не купался. Однако он вытащил бумажник, а из бумажника извлек две купюры.
– Минутку, милейший, – остановил его папаша Сога. – Мое оружие не продается.
– Как? – опешил незадачливый покупатель.
– Мой клинок получит лишь достойный. Защищайся!
За словом последовало действие. Папаша Сога швырнул в руки парня железяку с прилавка, сам вооружился другой. Два выпада, толчок ногою под колено… десять секунд – и папаша Сога поверг свою злосчастную жертву наземь.
– Ты не дорос до моих клинков, – высокомерно бросил Сога. – Исчезни, ничтожный!
– Но это… это безобразие! – возмущался пострадавший, потирая ушибленные бока. – Ты совсем рехнулся!
Оба самурайских меча пострадали, однако, намного больше. Девушка залилась смехом, глядя на искореженные загогулины, в которые превратились клинки. Папаша Сога не смутился. Он вытащил из-под прилавка один из лучших образцов своего искусства и протянул девушке. Неуклюже улыбаясь и пытаясь выглядеть солидно, представился:
– Сога, жестянщик.
Она решила назвать сына Хитоси. Имя это составляют два знака – под номерами один и семьсот пятьдесят семь по новой официальной номенклатуре. Простая, элегантная конфигурация, легкое начертание. Да и ребенку легко запомнить, когда он начнет учиться грамоте. Конечно же, посоветовалась с мужем, но лишь проформы ради, как и в большинстве иных случаев.
– Хитоси. Очень мило, правда? Как ты думаешь?
– Ну…
– Вот и отлично! Пусть будет Хитоси.
Папаша Сога не спорил. Он давно усвоил, что спорить с супругой, если она уже приняла решение, бесполезно. Да и к чему? Женщина она толковая, практичная. Хитоси – не так уж плохо для пацана. Муж продолжал штамповать свои мечи-жестянки, а мамаша Сога жила под гнетом вполне обоснованных опасений: а что, если и этот?… Каждый вечер она засыпала, прижав к себе ребенка и отпихнув мужа к противоположному краю супружеского ложа. По ночам она часто просыпалась и засыпала снова, лишь убедившись, что сын ее еще дышит. Отвергнутый супруг скользил взглядом по соблазнительным, но недосягаемым изгибам тела жены и втихомолку массировал свой обиженный невниманием детородный орган.
Без видимой причины она возненавидела мужа. Это проявлялось, впрочем, лишь когда она его видела. Заочно она не переставала нахваливать его мужские качества, его заботливость, преданность семье. Но стоило ему переступить порог, войти в дом, как брови мамаши Сога сдвигались, чело хмурилось. Муж ее тщетно силился вспомнить, когда в последний раз она ему улыбнулась.
Первые месяцы жизни младенца пролетели без особых проблем. Может быть, новые вакцины помогли. Прошел год, а ребенок так и не умер. Вот он уже ковыляет, лопочет первые слова, вот он научился пользоваться горшком и любить свою мамочку.
Последнее оказалось несложным. Какими бы тяжкими ни были роды, они не оставили видимых следов на ее весьма привлекательных очертаниях тела. Частенько мамаша Сога склонялась над крошкой-сыном и сюсюкала:
– А кто у нас самый красивый, малыш мой?
– Мамочка, – не задумываясь, лопотал в ответ сын.
– Конечно мамочка, сокровище мое. Никого на свете нет красивее твоей мамочки.
Примерно такого же мнения придерживались и многие мужчины. Мужу мамаша Сога прикасаться к себе не позволяла, но несколько раз в неделю оставляла ребенка на попечение соседки и часа на два удалялась в неизвестном направлении.
Благодаря реформам прогрессивного правительства Мэйдзи дедушка Сога получил официальную фамилию. До этого все звали его Дед-как-его или Ну-тот-старый, добавляя к этим основным именам всякие быстро забывающиеся определения. Теперь же, подзарядившись доброй дозой дешевой рисовой водки, дед Сога гордо заявлял:
– Я – Сога! Я настоящий Сога. Дом Сога! Слышал о таком?
Его собутыльники охотно кивали:
– О чем речь! Я вот, например, из дома Тайра.
– А я Ходзё.
– Такеда! – бил себя в грудь третий.
– Смейтесь, смейтесь! – грохотал дед Сога. – Смейтесь, сколько душе угодно, но на моих дальних наследственных рисовых полях в Ямато все знают, кто я такой!
Дед Сога вовсе не пустозвонил. Уроженец древнего местечка Асука, заброшенный повторяющимися неурожаями в столицу, славился у себя дома весьма почтенным происхождением. Слава эта, однако, не дошла до столицы, и здесь, в лабиринте запутанных узких улочек, дед Сога – тогда, впрочем, еще не дед – представлял собой обычного, пропитанного алкоголем, расхристанного бахвала с давней грязью под ногтями вместо потомка древнего благородного происхождения.
Судьба, обусловленная политическими передрягами, облагодетельствовала наконец деда Сога, помогла воплотить мечты в жизнь. Новое правительство молодого императора Муцухито в приливе энтузиазма решило снабдить все население фамилиями. Жители приглашались для этого в ближайшие муниципальные конторы. Большая часть населения просто узаконила привычные прозвища, унаследованные от отцов и дедов. Можно было также выбрать для себя и что-нибудь новенькое.
Дед Сога долго не раздумывал, но на всякий случай, чтобы обойти возможные административные рогатки, решил запастись двумя надежными свидетелями.
Он пригласил двух мутноглазых субъектов с клочковатыми засаленными усами к стойке третьеразрядного кабака и заказал кувшин едкой зеленоватой жидкости.
– Ты будешь моим почетным свидетелем номер один, – ткнул он пальцем в одного из приглашенных. – А ты, – повернулся он к другому; – мой почетный свидетель номер два.
После этого вводного инструктажа троица поднялась на нетвердые ноги и, икая и отрыгиваясь, направилась в муниципальное бюро. Ввалившись туда, почетные свидетели захлопали в ладоши, а дед Сога набрал в легкие побольше воздуху и завопил что было силы:
– К вам пришел Сога! Сога! Сога! Сога!
– Д-да-а-а-а, – отозвалось сопровождение, – самый настоящий Сога, настоящий из настоящих, честью клянемся!
Чтобы подтвердить истинность своих слов, они раздали несколько тычков присутствующим просителям. Шеф заведения, ретивый молодой человек в рединготе западного покроя, на эти проявления искренности реагировал несколько неожиданно.
– Что за пьяницы в государственном учреждении?
И мановением длани повелел двум дежурным полицейским удалить всех троих из помещения. Вид форменной одежды протрезвил почетных свидетелей, ретировавшихся самостоятельно. Лишь дед Сога не обратил должного внимания на руки в перчатках, опустившиеся на его плечи.
– Сога! – настаивал он, изворачиваясь. – Настоящий Сога! Обращайтесь со мною с надлежащим почтением!
– Пойди проспись! – посоветовал ему чиновничий голос облеченного полномочиями.