Книга Мирянин - Алла Дымовская

– Так вы догадались? У вас действительно профессионально зоркий глаз. Ее бы я не выдал. Даже если бы никогда больше не взглянул в ее сторону и думал самое плохое. Ну, да все равно. Неужто вы и впрямь подозреваете Наташу? – Настолько забавной показалась мне сама эта мысль, что я затряс головой, будто кающаяся лошадь.

– Конечно, подозреваю! Я всех подозреваю! Моя работа такова! – довольно пылко воскликнул Фидель, но один его тон сказал мне больше, чем его горячечные слова.

И я сам, и Наташа были где-то на заднем плане его расчетов, просто ему полагалось подозревать всех, и это действительно была его работа. Очень нелегкая работа.

– Но мотив?! Где мотив? – в свою очередь воскликнул я и наклонился к Фиделю: – Я, правду сказать, представляю всю механику этого дела всего лишь по книгам и то преимущественно детективным. Но должен же быть мотив?

– Об этом я вас хотел спросить, – напомнил мне Фидель. Пиво он допил и теперь сидел напротив меня просто так.

– Я могу, само собой, пересказать вам и собственную жизнь от зачаточного состояния по сей день, и все известные мне детали существования каждого из нашей подозреваемой компании. И мой рассказ займет неделю. Я в отличие от вас не профессионал и не умею отделять зерна от плевел. Может, лучше выйдет, если вы по ходу следствия будете задавать мне конкретные вопросы, как это и было до сих пор. А я стану отвечать и стану думать сам. В заданном вами направлении.

– Вы правы, Луиш. У вас завидный склад ума. Пока дайте мне определенный ответ только об одном. Ваш покойный друг и ваш недавний знакомый господин, э-э-э… Тал-ды-кин, кажется, были партнерами по совместному бизнесу? Там, в России?

– Да, были, – честно и быстро ответил я. И увидел, будто наяву, как Фидель только что сделал первый, решительный шаг по намеченному им следственному пути. Куда бы это его ни завело, я мысленно благословил инспектора.

Потом я еще немного гулял. В стороне от пляжной зоны отеля, у самой кромки бетонного ограждения, отделявшего океан от дикого берега, где не было спусков к воде и пирсов для ныряльщиков. Скалы внизу, аспидно-серые, будто куски корявого угля, торчали из воды и наводили морок инопланетного пейзажа. Точно так же, как и в том месте у гостиничного пляжа, где два дня назад погиб Ника.

Фидель спросил правильно, и я правильно ответил. Наверное, я тоже выбрал бы из всех возможных предположений простейшее. Если при этом еще учесть, что речь шла о туристе из страны, где только-только завершилась первичная фаза накопления диких капиталов, а смертоносный передел их еще предстоял впереди. И Юрася Талдыкин таким образом попадал в лидеры гонок для следственных ищеек славного португальского острова Мадейра. Хотя, на мой собственный взгляд, Юрася был последним персонажем, которого лично я стал бы подозревать. Но скажи я об этом Фиделю, тот все равно не принял бы мои слова всерьез, а даже, может, вцепился бы в Юрасю еще безжалостней.

Да и как объяснить пусть и экзотическому, но все же европейцу, что убить с намерением человека из-за денег так же непросто, как и ради иных, не столь прозаических целей. От любви или из ненависти, на мой личный взгляд, человек решается на страшные поступки куда чаще и охотней, чем домогаясь чужих материальных ценностей. Если он, конечно, не законченный головорез. А Талдыкин головорезом не был. Тем более ценностей он имел ничуть не меньше, чем покойный Ника, а делить недавним компаньонам пока не приходилось особенно чего. Это в западной экономике бумажка значит подчас поболе человека, а у нас, в России, бумажка без человека пустой звук. И Никина половина в их с Юрасей предприятии без самого Ники, без его и только его личных связей значила почти что пустое место. Недаром Талдыкин второй день пьет, не просыхая в неподдельном горе, отвлекаясь от бутылки только на исполнение старинного грузинского напева «Од-ы-ын! Од-ы-ын! Сав-сэм од-ы-ын!».

Да если бы и было чего делить, так разве надобно сразу саблей махать? Ведь не бандиты и не отморозки, а обычные люди. Чтобы вот так, своими руками отправить на тот свет компаньона. Не нанять платного убивца, не подставить под уголовную статью, а взять и прикончить самому. Обычный человек способен на такое только в чрезвычайно необычных обстоятельствах: от жуткого страха или страшного гнева, от невменяемого опьянения или от стресса на грани помешательства. Но ничего подобного ни с кем из нас не происходило, да и не было причины. А Фиделю что? Раз из бывшей страны Советов и при деньгах, то или переродившийся агент КГБ, или скрытый уголовник. Ну, в этом, положим, сами виноваты. Никто косить под крутизну за рубежами Родины не заставлял, и мусор из избы тоже таскали добровольно. Теперь и расплачиваемся.

Хотя вот и другая сторона все той же медали. Фиделю достаточно было только услыхать, что ваш покорный слуга и рассказчик – без малого профессор первейшего в Европе университета и отдыхает, так сказать, на благотворительные деньги, как тут же и запихнул меня бравый инспектор ди Дуэро в самый дальний и пыльный угол своих коварных расчетов. Еще и в помощники записал. Как же, русский интеллигент! И тут стереотип. Неприспособленный к реалиям капитализма и слегка малахольный болтун за льготный билет своей души в рай.

Но справедливости ради надо сказать, что я и сам желал помочь. Конечно, не собирался я изображать из себя мисс Марпл или мучить публику записками доктора Ватсона, но и стоять в стороне и просто смотреть я тоже не имел намерения.

Скоро, однако, изводить себя жутковатым видом прибрежных циклопических камней мне стало невмоготу. И я счел за лучшее вернуться к нашему маленькому племени подозреваемых изгоев, все еще пребывавшему на отельном пляже. Другие постояльцы, уже давно впитавшие в себя вести и слухи о произошедшем убийстве, держались от нас в стороне. И даже шезлонги ставили вне некой невидимой санитарной зоны, чтобы, упаси бог, не соприкасаться близко. Хотя никакого повального бегства из отеля не наблюдалось, и администрация не высказывала нам пожеланий перебраться на время следствия в иное место на проживание. Совсем даже наоборот. Улыбчивый, черноокий старший менеджер Рамуш охотно разрешил нам оставаться сколь угодно долго, только плати деньги за три люкса и одноместную мою эконом-резиденцию со всеми мыслимыми удобствами. Еще бы, наше присутствие в «Савое» окупалось вполне. Это ведь разве в давних книжках бывало, что на отели, в коих совершено кровавое злодеяние, ложилось проклятие. А в жизни совсем по-другому. Избалованные однообразным кругом существования, весьма обеспеченного и безопасного, пресыщенные покоем престарелые гости «Савоя» – по преимуществу худосочные англичане – восприняли все как бесплатную и щекочущую нервы забаву. На всякий случай только держались подальше от русских дикарей, впрочем, в глубине своих выхолощенных душ уверенные, что им-то, подданным королевы, ничего не грозит. А так даже многие старички и старушки, которым по возрасту и смерти-то бояться стыдно, напротив, продлили свое пребывание, чтобы узнать, чем кончится дело и кого, в конце концов, возьмут за шкирку. Не думаю, что ошибусь уж очень сильно, если предположу, что принимались и ставки. На Юрасю – так и безусловным гандикапом. А я, видимо, шел по самым низким тарифам, потому что старички единственно мне кивали приветливо, а старушки, те даже подмигивали игриво. Было бы забавно, если бы не было так противно.