Книга Бангкок-8 - Джон Бердетт

— Надо бы сообщить, что мы его потеряли.

Пичай обладал обезьяньей способностью слышать и понимать во сне. Он простонал, провел рукой по иссиня-черным кудрям, которым я так сильно завидовал, и наклонился за корейской коротковолновой рацией. Но, как и следовало ожидать, из-за помех с шефом Восьмого района полковником полиции Викорном связаться не удалось.

— Позвони ему на мобильник.

Пичай выудил из кармана свой сотовый и нажал на клавишу автодозвона. Он обратился к полковнику с почтением, которое не в состоянии передать современный английский (что-то среднее между «ваше величество» и «милорд»), немного послушал, а затем засунул «Нокию» обратно в карман.

— Он собирается просить поддержки у дорожной полиции. Если черного фаранга заметят, нам сообщат по радио.

Я включил кондиционер, откинул спинку сиденья и предался медитации, которой научился давным-давно, подростком, и с тех пор не переставал практиковаться. Хитрость заключается в том, чтобы охватывать все совокупности, которые проносятся в нашем мозгу, но не пытаться удержать их. Мысли — это ловушки, и если удастся от них отрешиться, можно достигнуть нирваны за одну-две жизни, вместо того чтобы мучиться бесконечными реинкарнациями. Меня прервали громкие радиопомехи (прежде чем выйти из состояния медитации, я отметил: помехи, помехи, помехи). Черный фаранг в сером «мерседесе» замечен в районе Дао-Прая, на съездной дороге под мостом. Пичай переговорил с полковником, и тот разрешил воспользоваться сиреной.

Я подождал, пока напарник выскользнет из машины и прикрепит сирену к крыше. Она замигала и завыла, но это не возымело ровно никакого эффекта, и тогда Пичай направился к будке дорожного полицейского, в которой дремали копы. По пути пристегнул кобуру и полез в карман за удостоверением. Обладавший душой куда более подвинутой, чем моя, он не подавал виду, что ему противно заточение в этой клоаке, именуемой жизнью на Земле. И не желал отравлять ничьего существования. Но тем не менее, треснув рукой в стекло будки, гаркнул полицейским, чтобы они просыпались. Последовавший обмен любезностями поторопил копов в коричневато-серой форме (при определенном освещении она казалась бутылочно-зеленой) приступить к своим обязанностям. Подойдя к моей машине, они с любопытством уставились на меня. Как обычно. Вьетнамская война оставила в Крунгтепе множество полукровок, но не все из них стали полицейскими.

Машины стояли почти впритык, и коллеги проявили недюжинное умение, освобождая для нас дорогу. Вскоре я, вывернув на тротуар, помчался, пугая сиреной прохожих. Пичай улыбнулся. С тех времен, когда мы вместе промышляли наркотиками и крали машины, я поднаторел в столь рискованном стиле вождения. Наш золотой век подошел к концу, когда Пичай убил торговца яа-баа, и нам пришлось искать спасение в трех сокровищах Будды, дхарма[6]и сангха.[7]Что такое яа-баа, я объясню в свое время.

А пока я протискивался между прилавками с провизией, торговцами эротикой и увертывался от встречных машин, короткими рывками поворачивая руль и затягивая ручник, вспоминал, чем же знаменит мост Дао-Прая. И почему я вообще что-то о нем слышал.

Мы были счастливы. «Сабай» значит чувствовать себя хорошо; «санук» — развлекаться. По дороге к мосту мы вволю повеселились, и Пичай пел на пали, древнем языке Будды Гаутамы, заклиная нас от дорожных аварий. А еще просил буддийских святых, чтобы уберегли нас от наезда на пешехода и от того, чтобы мы случайно не убили человека, не заслуживающего смерти. Это его больное место.

* * *

Крунгтеп означает «Город ангелов», однако мы не против того, чтобы называть его Бангкоком, если это поможет облегчить кошелек какого-нибудь фаранга.

Глава 3

Я вспомнил, чем знаменит мост Дао-Прая. Переселенцами с северо-запада, захватившими здешние земли. Их там целая деревня. И все они из одного племени — карены.[8]У них там большое винокуренное хозяйство. А главные занятия — игорное дело и самодельное виски. И немного проституции, попрошайничества и воровства, чтобы свести концы с концами.

— У них должна быть крыша. Какой это район?

Я пожал плечами:

— Четырнадцатый, Пятнадцатый?

— Пятнадцатый — под Сутаем. Отменный сукин сын.

Я кивнул.

— Чтоб ему в следующей жизни быть вошью в собачьей заднице.

— Но до этого промается восемьдесят две тысячи лет голодным призраком.

— Полагаешь, восемьдесят две тысячи?

— Уверен. Это обычное наказание для подобных ублюдков.

Я нахмурился. Пичай умел медитировать лучше, чем я, но его цитаты из священных текстов вызывали сомнение.

Когда мы пересекали канал, увидели с моста серый «мерседес», что удивительно. С тех пор как дорожная полиция сообщила о месте, где была замечена машина (вероятно, кем-то из переселенцев), прошло больше двух часов. Но почему кто-то все же решил позвонить в полицию?

Как обычно случается в моей стране, съезд с моста к реке внезапно оборвался, так и не успев внести достойный вклад в протяженность сети национальных автодорог. В этом наше все. Я резко затормозил ярдов за тридцать до «мерседеса», когда асфальт неожиданно сменился гравием. Вокруг машины стояла куча народу. Сгорбленные, в лохмотьях, при приближении полицейских люди машинально принимали самоуничижительные позы нищих. У некоторых слезились глаза и рот был искривлен, как у рано спившихся алкоголиков. Нам никогда не узнать, кто из них позвонил в полицию. Никто ничего не скажет. Это же мой народ.

Первым из машины вышел Пичай — вооруженный, с пушкой на левом бедре. За ним, прицепив кобуру, последовал я. Мы шагали по гравию к толпе, которая расступалась перед нами.

— Что случилось? На что вы тут уставились?

В ответ ни малейшего звука, ни единого движения. Только сильно преуспевшая в отравлении организма алкоголем босая женщина в драной майке и саронге заскулила и мотнула головой в сторону моста. В ту же минуту Пичай издал какой-то звук. Весьма сдержанно, надо сказать, любой другой на его месте завопил бы во всю глотку. Он отступил от машины, открыв мне обзор. Я тоже воскликнул, но это моя специфическая реакция на всепоглощающий страх. Я с уважением посмотрел на Пичая. Нервы у него покрепче, чем у меня.

— Взгляни на дверцу, — сказал он.

Удлиненный пятидверный хэтчбек. В обеих дверцах со стороны водителя в ручки была вставлена выгнутая в форме буквы «С» арматура. Из тех, что закладывают в бетон. Любой ребенок мог, опустив стекло, вынуть нехитрое устройство и выбраться наружу. Хотя это потребовало бы времени: открыть окно, разблокировать дверцы. И еще трезвого, не скованного страхом, холодного ума.