Книга Удар молнии - Виктор Кнут

А черная «хонда прелюдия», скрипнув колесами и оставив на светлом асфальте две короткие черные полосы, понеслась в направлении Володарского моста. До Горелова ей. предстояло проехать через всю южную часть Петербурга. И постараться успеть до наплыва машин, когда ближе к вечеру начнут возвращаться по домам дачники.

И все же наружки нет. Он бы ее обязательно обнаружил. Во всем виновата излишняя мнительность. И усталость.

Настроение, такое паршивое еще утром, пришло в норму. По дороге домой Голоблад притормозил у магазина и купил две бутылки портера и кассету с «Такси» Люка Бессона. И уже планировал провести спокойный пустой вечер в компании телевизора и бокала холодного пива. И позволил себе расслабиться. И проморгал появление огромной «Тойоты лэнд круизер» позади своей «Хонды».

«Тойота» неожиданно объявилась в тот самый момент, когда он, распахнув створки ворот, устроился за рулем. Уперевшись внушительным бампером в хрупкий зад «Хонды», внедорожник легко втолкнул спортивную машинку во двор. А из «Тойоты» уже выскакивали парни, вооруженные автоматами…

За доли секунды Голоблад сумел оценить обстановку. И понял, что уже мертв. На парнях нет масок, скрывающих лица, а значит, они не боятся, что он когда-нибудь сможет их опознать. Один из них, вынырнув из машины, сразу бросил свое мощное тело не к «хонде», а к воротам. Он прикроет их створки уже через пять секунд, и не будет никаких случайных свидетелей, заглянувших из любопытства во двор. На переднем сидении «лэнд круизера» рядом с водителем восседает ни кто иной, как лично Ольга Макеева, про которую Голоблад узнал лишь два месяца назад и, кажется, недооценил. И прокололся, засветился, намозолив ей глаза за последнее время. Вот она и явилась позадаватъ вопросы. И готова на все, чтобы добиться ответов.

Да. Предчувствие все же не обмануло его. Наружка была. Они пасли его все эти дни! Но как же он не сумел их засечь?!!

У Голоблада не было с собой даже газового баллончика. И не было никаких шансов уйти живым. Он согласился на меньшее. И ушел мертвым. Избежав допроса с пристрастием.

Голоблад успел выскочить из машины раньше, чем около нее оказался бугай с АКСУ, и за восемь секунд преодолел пятьдесят метров до дальнего угла своего участка, где оставался мизерный шанс перебраться через забор. За ним бы сейчас не угнался даже Бен Джонсон.

Они открыли огонь слишком поздно и дали ему достигнуть ограды. Короткая автоматная очередь — и обе ноги Голоблада разбиты, но он уже успел подпрыгнуть и ухватиться руками за верхний край почти трехметрового дощатого забора. Одна секунда, всего одно небольшое усилие — и он перекинет тело через него и окажется на соседнем участке. Но этой секунды ему не хватило. Длинная очередь — и пули жадно прогрызли его тело насквозь. Продырявили желудок и печень, разорвали в двух местах спинной мозг и, пробурив в дюймовых досках забора два десятка отверстий, улетели гулять по соседскому саду.

Никто в округе не мог слышать выстрелов — хороши были глушители, изготовленные на одном из заводов Ижевска. Никто не мог слышать выстрелов, но, возможно, соседи слышали громогласную матерщину Ольги Макеевой. «Педерасы!» — самое мягкое из того, чем она обласкала своих подчиненных.

— Так! — Макеева быстро сумела взять себя в руки. — Я с вами еще разберусь. А сейчас приберите куда-нибудь труп. И займитесь домом, хотя, скорее всего, там ничего не найдем. Эх, ну что за уроды… — И она снова разразилась площадной бранью, но на этот раз не так громко…

…даже не замечая того, как с юго-востока надвигается огромная черная туча. И где-то вдали гулко рокочет гром, обещая выгнать из Петербурга жару и, обильно смочив улицы ливнем, принести горожанам столь привычную им прохладу и непроглядную облачность.

А ровно за три с половиной дня до этой грозы… За три с половиной дня до того, как Персивалъ Голоблад был расстрелян около своего коттеджа в Горелове… А именно…

Часть первая. ТРОПИНКА НА ПОГОСТ

…15 июня, в четверг, неприятности перешли в наступление. Они объединились в голодную стаю и, окружив меня плотным кольцом, начали жадно вгрызаться острыми зубами пираиий в мою дряблую невкусную плоть. Я обреченно пищал и даже не думал сопротивляться. И мечтал лишь об одном: очутиться вдруг где-нибудь далеко-далеко — в глухой непроходимой тайге, в знойной безводной пустыне. На Северном полюсе… В кратере Циолковского… В глубокой могиле, упакованным в уютный сосновый гроб… Да, даже так! Я согрешил, подумав о смерти, помянул ее всуе, и она, с радостью откликнувшись на мой неосторожный призыв, не заставила себя долго ждать и объявилась во всей красе пред моими очами.

Впрочем, обо всем по порядку. Точка отсчета: 15 июня, четверг. 7-30 утра. Где-то на Московском проспекте. Унылый, невкусно пахнущий вытрезвитель. И старшина с кустистыми брежневскими бровями.

* * *

— Фа-милия? — отчеканил он, и я расстроенно шмыгнул носом.

— Пивцов. Через «и».

— Через «и», — старшина быстро царапал ручкой в протоколе моего задержания. — С такой фамилией грех не быть алкашом. Имя-отчество?

— Ярослав Леонидович.

Дата рождения? Адрес? Место работы? Сколько выпил? Где и чего? С кем и зачем?… Рутина, ритуал, за последнее время обнюханный мной до мельчайших подробностей. Начиная с прошлого лета я в вытрезвителе уже в пятый раз. Или в шестой? Не помню, сбился со счета. Но ясно одно: скоро со мной здесь начнут здороваться за руку, будут встречать транспарантами и чашечкой горячего кофе. И вручат мне членский билет добровольного общества друзей зеленого змия.

— Одевайтесь, — разрешил старшина, и в сопровождении маленького сержанта я, шлепая босыми ступнями по липкому полу, прошел в кладовую и отыскал там железную вешалку со своими джинсами и рубашкой. В деревянной ячейке под номером «девять» дожидались меня мои старенькие кроссовки. Похоже, что в них я вчера пересек вброд Сиваш.

— Свободен. — Сержант отомкнул обитую жестью входную дверь. — Когда снова ждать, Ярослав Леонидович?

Я не знал. Может быть, завтра. Может быть, через неделю. А может быть, никогда, если в ближайшее время я напорюсь на какой-нибудь суррогат с примесью цианидов или метила. Суррогатов мною выпито уже море. И пока мне везло — я живой, — но не вечно же это должно продолжаться.

Я поправил очки и вышел на улицу. И обнаружил там яркое солнышко. Перезвон птичьих трелей. Толстую дворничиху с лохматой метлой. И худого нескладного индивидуума с объемистыми слюнявыми губами.

— Братишка, есть закурить? — прошлепали губы, и я достал из кармана мятую пачку «Примы».

Худого нескладного звали… Звали… Я забыл его имя, хотя сегодняшней ночью в вытрезвителе мы с ним знакомились несколько раз.

— Борька, пошли похмелимся. — Он тоже забыл, как меня зовут.

— Я не Борька, я — Ярослав.