Книга Розеттский ключ - Уильям Дитрих

Я уже говорил вам, что это долгая история.

Так или иначе, но прекрасная и сведшая меня с ума египетская жрица Астиза — изначально моя потенциальная убийца, а потом служанка и возлюбленная, — не сумев забраться в корзину воздушного шара, упала в Нил вместе с моим заклятым врагом графом Силано. С тех пор я с отчаянным упорством старался разузнать об их судьбе, и мою тревогу усугублял тот факт, что напоследок мой враг крикнул Астизе: «Ты же знаешь, я по-прежнему люблю тебя!» Представляете, что значит по ночам терзаться сомнениями? Какие же чувства их связывали? Именно поэтому я согласился на предложение отчаянного английского сумасброда сэра Сиднея Смита, и он высадил меня на берег в Палестине для сбора разных сведений незадолго до вторжения туда армии Наполеона. Дальнейшая цепочка событий привела меня в плен к французам, и теперь я стою перед множеством оружейных стволов.

— Огонь!

Но прежде чем я расскажу вам о том, что случилось после этого мушкетного залпа, вероятно, надо вернуться назад, к моменту окончания моей предыдущей истории, когда в октябре 1798 года меня подняли на борт британского военного корабля «Дейнджерс» и он, вспенивая воды морских глубин, на всех парусах понесся к Святой земле. Какой же уверенной силой дышало все вокруг, реяли на ветру английские флаги, мускулистые матросы, распевая во весь голос удалые песни, натягивали крепкие пеньковые лини, высокомерные офицеры в треуголках мерили шагами квартердек, и брызги средиземноморской воды, засыхая на жерлах пушек, искристо поблескивали соляными звездочками. Иными словами, как раз к такому типу воинственного, сурового похода я успел проникнуться изрядным отвращением, с трудом пережив стремительные атаки мамелюкской конницы в битве при Пирамидах, взрыв «Ориента» в Абукирском сражении и вероломные нападения арабского змеепоклонника, Ахмеда бин Садра, которого мне в итоге удалось отправить в уготованную ему преисподнюю. Я едва перевел дух после этих ураганных приключений и скорее предпочел бы, убравшись домой в Нью-Йорк, заняться мирной работой счетовода или галантерейщика, а возможно, даже адвокатскими делами, связанными с печальными завещаниями, доставшимися облаченным в траур вдовам или неоперившимся, невинным отпрыскам. Да, спокойная работенка за столом, заваленным пыльными гроссбухами, — такая жизнь мне сейчас вполне подошла бы! Но сэр Сидней, конечно, не мог прочесть мои тоскливые мысли. Однако я и сам окончательно понял, что больше всего в этом мире сейчас меня волнует судьба Астизы. Я не мог спокойно отправиться на родину, не выяснив, выжила ли она после падения в Нил вместе с негодяем Силано и не требуется ли ей моя помощь.

Насколько же проще было жить, потакая лишь собственным желаниям!

Планы в голове Смита, вырядившегося как турецкий адмирал, громоздились подобно штормовым облакам, приносимым шквалистым ветром. Он получил приказ помочь туркам и всей Оттоманской империи остановить продвижение французских войск из Египта в Сирию, поскольку молодой Наполеон уже вознамерился создать собственную восточную империю. Сэр Сидней нуждался в союзниках и разведчиках и, выловив меня из Средиземного моря, предложил встать на сторону англичан и поработать к нашей общей выгоде. Как он справедливо заметил, мне не стоило безрассудно возвращаться в Египет к разъяренным моим бегством французам. Я мог разузнать об Астизе и в Палестине, одновременно выяснив, какие из многочисленных религиозных сект готовы выступить против Наполеона. «Наша цель Иерусалим!» — провозгласил Смит. Уж не лишился ли он рассудка? Ведь этот полузабытый город на задворках Оттоманской империи, покрытый пылью веков и погрязший в эпидемиях и бесконечной вражде религиозных фанатиков, выживал теперь, как известно, только благодаря усердно навязываемым визитам легковерных паломников трех вероисповеданий. Но, по мнению такого воинственного английского прожектера, как Сидни Смит, преимущество Иерусалима заключалось в том, что он находился в Сирии, на перекрестке многочисленных культур, являя собой многоязычное сборище мусульман, иудеев, православных греков, католиков, друзов,[1]маронитов,[2]монофиситов,[3]турок, бедуинов, курдов и палестинцев, чье неизбывное неуважение друг к другу уходило в глубь тысячелетий.

Честно говоря, я не рискнул бы приблизиться к такому сборищу и на сотню миль, если бы Астиза не пришла к выводу, что украденная Моисеем из недр Великой пирамиды священная книга древней мудрости могла попасть вместе с его потомками в Израиль. А это означало, что самое вероятное место ее хранения находится в Иерусалиме. До сих пор все связанное с Книгой Тота, даже одни слухи о ней, влекло за собой лишь неприятности. Однако, если в ней действительно сокрыты тайны обретения бессмертия и власти над миром, разве мог я начисто отказаться от ее поисков? То есть судьба упрямо влекла меня в Иерусалим.

Смит считал меня заслуживающим доверия союзником, и, по правде говоря, мы заключили что-то вроде соглашения. Я познакомился с ним в цыганском таборе после того, как подстрелил Нажака. И он выдал мне перстень с печатью, благодаря которому после абукирского фиаско французов адмирал Нельсон не повесил меня на нок-рее. В общем-то за Смитом закрепилась слава настоящего героя, он сжигал французские корабли и с помощью бывшей подружки, подавшей сигнал в зарешеченное окно его камеры, сбежал из парижской тюрьмы. Потом мне удалось набрать кучу сокровищ в тайном подземелье Великой пирамиды, но пришлось и расстаться с ними, дабы не утонуть. Также спасая свою шкуру, я украл у моего друга и товарища Никола Жака Конте воздушный шар, потом поджег его, рухнул в море, и меня подняли на палубу «Дейнджерса», где судьба еще раз свела меня лицом к лицу с сэром Сиднеем и предоставила на милость этого британца. Мне уже осточертели военные действия и погоня за сокровищами и хотелось поскорее уехать домой в Америку, однако мои суждения мало кого интересовали.

— Итак, Гейдж, дожидаясь в сирийской Палестине известий о судьбе вожделенной вами дамы, вы можете также разведать, какие христиане и евреи готовы оказать сопротивление Бонапарту, — предложил мне Смит. — Ведь они могут встать на сторону лягушатников, и если Бони поведет туда свои войска, то нашим турецким союзникам понадобится помощь, чтобы противостоять его наступлению. — Он положил руку мне на плечо. — Насколько я понимаю, вы превосходно подходите для такого задания, поскольку не только добродушны, общительны и не имеете прочных корней, но и совершенно не обременяете себя глубокими раздумьями или вопросами веры. Считая вас, Гейдж, не слишком значительным человеком, люди с легкостью поделятся с вами своими мыслями.

— Только потому, что я американец, а не англичанин или француз…

— Именно так. К нашей обоюдной выгоде. Джеззара поразит то, что нам удалось завербовать даже такого легкомысленного человека, как вы.