Книга Огненный шторм - Эндрю Лейн

— В том и беда, — ответил Стоун. — Ты не понимаешь, в чем твоя ошибка. А если ты не видишь ошибку, то и не можешь ее исправить.

Он почесал в затылке и принялся расхаживать по комнате, явно размышляя над тем, как лучше объяснить Шерлоку, что тот делает не так. Одет он был в просторную полосатую рубашку с закатанными рукавами, жилет, как будто от хорошего костюма, простые вельветовые штаны и сильно поношенные ботинки. На мгновение он повернулся к Шерлоку, и тот с упавшим сердцем обнаружил на лице Руфуса помимо сильнейшего замешательства разочарование.

Шерлок отвернулся, чтобы не видеть этого выражения на лице человека, которого привык считать своим другом и почти братом.

Вместо этого он принялся разглядывать помещение. Они занимались на чердаке в старом фарнхемском доме. Стоун снимал комнату этажом ниже, но хозяйка прониклась к нему симпатией и разрешила репетировать и давать уроки игры на скрипке своему единственному ученику на более просторном чердаке.

Чердак был большим и пыльным; солнечный свет, пробивающийся сквозь дыры в кровле, исчерчивал пространство перекрещивающимися лучами, и казалось, будто двускатная крыша держится на этих лучах, как на деревянных подпорках. Стоун уверял, что акустика здесь даже хуже, чем на сеновале, но все равно лучше, чем в его комнате. Вдоль стен стояли коробки и сундуки, а залезать сюда приходилось через люк — по лестнице, спускающейся на верхний этаж. Карабкаться по лестнице со скрипкой и смычком в руках было не так-то просто, но Шерлоку нравился этот чердак за возникающее здесь чувство уединения и простор.

Когда-нибудь, думал он, у него появится собственный дом, где можно будет спрятаться от всего мира, и там его никто не потревожит. И он никого туда не впустит.

Снаружи летали голуби, загораживая на мгновение солнечный свет. С улицы тянуло сквозняком: холодный воздух проникал сквозь дыры в черепице.

Шерлок вздохнул. Скрипка неожиданно показалась ему очень тяжелой, а собственные пальцы неловкими, как будто он впервые в жизни держал в руках инструмент. На пюпитре перед ним лежали ноты: партия скрипки из знаменитой, по словам Стоуна, арии царицы ночи из оперы Моцарта «Волшебная флейта». Черные значки на нотном стане казались Шерлоку чем-то вроде шифра, но шифра очень понятного — образованного методом простой подстановки. Каждый из черных кружочков на линии обозначал ту или иную ноту, которая звучала строго определенным образом, если только слева от нее не стоял значок «диез» или «бемоль». Эти значки означали повышение или понижение на один полутон той ноты, которую нужно было сыграть. Все это было очень просто и понятно, так почему же у него не получалось сделать так, чтоб Руфус Стоун слушал и не морщился?

Шерлок знал, что учится не так быстро, как хотелось бы Руфусу, и его это злило. Конечно, втайне он мечтал просто взять инструмент и заиграть прекрасно с первого же раза, безо всяких тренировок, но, к сожалению, в жизни так не бывает. Шерлока все время это возмущало. Те же чувства возникали у него и когда он пытался научиться играть на пианино в доме родителей. Он часами просиживал за инструментом, но так и не понял, почему у него ничего не выходит. Ведь все казалось таким логичным: ты нажимаешь клавишу, и звучит нота.

Каждая клавиша связана с определенной нотой. Все, что нужно, как казалось Шерлоку, это запомнить связь клавиш и нот, и этого было достаточно, чтобы начать играть. Но беда была в том, что, как Шерлок ни старался, он так и не научился играть так, как играла сестра — чтобы музыка лилась из-под пальцев журчащим потоком, плавная и прекрасная.

Четыре струны! У скрипки всего-то четыре струны! Так почему это так трудно?

— Твоя ошибка в том, — неожиданно заявил Стоун, снова повернувшись к Шерлоку, — что ты думаешь о нотах, а не о музыке.

— Это какая-то бессмыслица, — упрямо возразил Шерлок.

— Нет, не бессмыслица, — вздохнул Стоун. — Деревья сами по себе — это еще не лес. Лес — это и деревья, и подлесок, и животные, и птицы, и даже воздух. Убери все это, и у тебя останется только куча древесины, но ни атмосферы, ни чувств.

— Тогда откуда в музыке берутся чувства?

— Уж точно не из нот.

— Но на бумаге ведь есть только ноты! — возмутился Шерлок.

— Тогда добавь что-то свое. Добавь эмоции.

— Но как?!

Стоун покачал головой:

— Ты добавляешь их в коротких паузах, в акцентах, в легком ускорении или замедлении темпа. Все это мелочи, но именно в них и выражаются твои чувства.

Шерлок указал рукой на пюпитр:

— Но там же этого нет! Если бы композитор хотел, чтобы я играл быстрее или медленнее, он написал бы это в нотах!

— Он написал, — ответил Стоун, — по-итальянски. Но это всего лишь подсказка. А так ты сам решаешь, как тебе играть. — Он вздохнул. — Твоя беда в том, что ты относишься к музыке так, будто это математическая задача. Ты хочешь, чтобы тебе дали все исходные условия, и думаешь, что твоя цель — найти ответ. Но с музыкой так не получится. Музыка требует интерпретации. Она требует, чтобы ты вложил в нее что-то свое. — Он помолчал, пытаясь подобрать слова. — Любое исполнение — это взаимодействие между тобой и композитором. Он дает тебе основу, но остальные десять процентов должен добавить ты. Ты же понимаешь разницу между тем, чтобы прочесть пьесу и сыграть ее? — Заметив несчастное выражение на лице Шерлока, Руфус продолжил: — Ты видел когда-нибудь, как писатель Чарльз Диккенс читает свои произведения перед зрителями? Если будет такая возможность, посмотри, не пожалеешь! Он говорит разными голосами за каждого из персонажей, он мечется по сцене, повышает голос в самых волнующих сценах, он читает так, будто видит этот текст впервые и ему, как и остальным зрителям, ужасно интересно, что же будет дальше. Вот так и надо играть музыку — как будто ты никогда ее раньше не слышал. — Он помолчал немного и поморщился. — В хорошем смысле, то есть. А ты играешь так, будто никогда ее раньше не слышал и пытаешься разобраться, что это за мелодия, прямо по ходу игры.

Шерлок подумал, что примерно так оно и есть.

— Может, мне бросить это дело? — спросил он.

— Даже не вздумай! — яростно возразил ему Стоун. — Никогда ничего не бросай. — Он провел рукой по длинным волосам. — Может, это я выбрал неправильный подход? Попробуем иначе. Ну хорошо, давай поищем композиторов, которые при создании музыки использовали математические формулы.

— А такие есть? — с сомнением переспросил Шерлок.

Стоун задумался:

— Дай-ка вспомнить. Иоганн Себастьян Бах. В его «Музыкальном приношении» можно найти фрагменты, которые зеркально повторяют сами себя. Первая нота совпадает с последней, вторая — с предпоследней, и так далее до середины фрагмента.

— Ух ты! — Шерлок восхитился смелостью этой идеи. — И все равно получается музыка?

— О да! Бах был выдающимся композитором. Его математические формулы не ухудшали, а улучшали мелодию. — Стоун улыбнулся, заметив, что ему наконец-то удалось увлечь Шерлока по-настоящему. — Я не большой знаток его творчества, но знаю, что у него есть еще одно произведение, построенное по принципу математической последовательности, где фрагменты расположены друг за другом согласно определенному правилу. Оно называется «Итальянский концерт». А теперь давай снова попробуем сыграть Моцарта, но на этот раз я хочу, чтобы ты вложил в него то, что сейчас чувствуешь. Запомни свои чувства, и пусть они управляют твоими пальцами.