Книга Игра вслепую - Эйлет Уолдман

Вместо привычной компании уже почти родных, одетых в яркие обтягивающие костюмы голливудских знаменитостей, которые занимались на тренажерах и поднимали тяжести, я увидела пустой зал. Не слышно ободряющих криков тренеров, исчезли прекрасно сложенные, идеально накрашенные восходящие звезды со своими скрипами и стонами. Тренажеры одиноко поблескивали в лучах солнца. В комнате повисла звенящая тишина, от которой стало совсем жутко, – раньше меня всегда встречали громкие ритмы старого диско.

Через несколько минут я обнаружила обитателей этой шикарной тренировочной студии. Они собрались за раздевалками, у бара с соками. Тренеры громко рыдали, сверкая дельтовидными мышцами, тщательно намазанными увлажняющим кремом; из-под обтягивающих коротких маек, доходящих только до ребер, выглядывали кубики пресса. Клиенты, стараясь не испортить макияж, промокали глаза бумажными платочками. Владелец зала, Лоренс, огромный вьетнамец-бодибилдер, простер ко мне руки и прижал к потной груди.

– Дорогая моя, бедная, ты ведь ничего не знаешь? Ты пришла сюда к нему, и даже не знаешь, – прорыдал он.

– Лоренс, успокойся. Расскажи, что случилось, – сказала я, пытаясь высвободиться из влажных объятий. Кольцо в соске упиралось мне в щеку.

– Бобби умер. Его нашли сегодня утром в машине. Он застрелился.

Я охнула и невольно прижалась к Лоренсу.

– Что? Да что ты говоришь?

– Только что звонила Бетси. Бобби прошлой ночью не вернулся домой, и она позвонила в полицию. Его машину нашли на Тихоокеанском Прибрежном шоссе, к северу от Санта-Моники. В ней был Бобби. Мертвый. Он выстрелил себе в голову.

Я усадила Лоренса на стул и спросила:

– А Бетси как?

– Ужасно, конечно. Господи, я этого не вынесу, просто не вынесу, – запричитал Лоренс, пряча лицо в ладони.

– Ради бога, Лоренс, перестань плакать. Не тебе же он был мужем, лапуля. – Это сказал Джамал Уотсон, другой тренер. Я обернулась. Как всегда, он был в ярко-розовом. Короткие шорты обтягивали его загорелые мускулистые ноги, а майка заканчивалась на добрых пятнадцать сантиметров выше пупка. Он взглянул на меня и немного смущенно произнес:

– Я хотел сказать, что тоже дружил с Бобби. А Лоренс ведет себя так, будто это только его утрата, а не общее горе.

Я снова повернулась к плачущему хозяину зала.

– Лоренс, дорогой, тебе плохо. Лучше закрыть зал сегодня. – Тут другие тренеры и клиенты запротестовали. Им было грустно, конечно, но не настолько, чтобы пожертвовать утренним качанием пресса и подниманием ног.

– Нет, нет. – Лоренс вздохнул и поднялся со стула. – Шоу должно продолжаться. Все работаем. Работаем. Бобби хотел бы именно этого. – Он жестом пригласил всех в зал и повернулся ко мне. – Хочешь, я переведу тебя к другому? Кажется, у Лазетто есть свободное время.

– Нет, нет, не надо. Может быть, потом. Дашь мне телефон Бетси? Хочу узнать, не нужна ли ей помощь или дружеское плечо, чтобы поплакаться.

Мне бы и самой пригодилось плечо. Я работала с Бобби Кацем около полугода, но за это короткое время мы странным образом подружились. Хотя ничего странного, учитывая, что мы проводили вместе по три часа в неделю, большей частью ведя интимные беседы о жизни, любви и объеме моих бедер. В юности Бобби переехал из Саузенд Оукс, Вэлли, в Голливуд, за тридцать миль от дома, убежденный, что блестящие голубые глаза, льняные волосы и отбеленные лазером зубы тут же сделают его знаменитым. Но он быстро понял, что на те же роли пробуется множество других ребят с такими же внешними данными. Определенного успеха он добился. Пару раз снялся в рекламе фаст-фуда и даже получил роль в фильме Эндрю Дайс Клэя. К сожалению, вклад Бобби в работу этого гения кинематографа оценить можно было лишь при покадровом просмотре на видеомагнитофоне.

Бобби начал подрабатывать личным тренером, и вскоре это стало его профессией. И, судя по мне, он работал хорошо. Во время второй беременности я набрала около тридцати килограммов. До знакомства с Бобби я не сбросила и половины, хотя Исааку было уже больше двух лет. Бобби заставил меня сесть на безумную диету – омлеты из яичного белка, а также выполнять упражнения, которые давали поразительные результаты. Я уже могла видеть свои ступни, когда смотрела вниз. И вытягивала шею. И немного наклонялась. В любом случае это шло мне на пользу. Но я не потому ходила к нему. До этого я постоянно бросала тренировки, хотя все они что-то мне давали. Просто Бобби мне нравился. Приятный, мягкий, всегда готовый обнять и поделиться восхитительно пикантными голливудскими сплетнями. Бобби помнил все, что я ему рассказывала, и, похоже, искренне интересовался тем, как я провела выходные, и научился ли Исаак ходить на горшок. Его внимание и забота ничего общего не имели с флиртом. Я получала от него чисто платоническое и полностью сосредоточенное мужское внимание.

За несколько месяцев до этого страшного утра Бобби попросил у меня юридическую консультацию. Он излечился от наркомании, являлся активным членом Общества Анонимных Наркоманов, где познакомился со своей невестой Бетси; ей он и просил меня помочь. Она сорвалась и пыталась купить наркотики у копа, работающего под прикрытием. К счастью, наркотиков она не получила. Но, к сожалению, оказалась в окружной тюрьме. Я обрадовалась возможности помочь Бобби после всего, что он для меня сделал, и познакомила их со своей подругой из службы федеральной защиты, которая недавно открыла собственную контору. Насколько мне известно, наказание Бетси смягчили – если в течение года она не будет употреблять наркотики и продолжит посещать ОАН, то эту информацию удалят из ее дела.

Бетси и Бобби жили в Голливуде, недалеко от моей сдвоенной квартиры в Ганкок-Парке. Я с некоторым содроганием поднялась по расшатанной внешней лестнице до их квартиры. Старое здание, осыпающаяся штукатурка на гнилом металлическом каркасе. Во всех подъездах дешевые металлические двери коричневатого цвета. Напольная плитка в коридоре потрескалась, повсюду огромные выбоины. По данным агентств недвижимости Лос-Анджелеса, за проживание в этой дыре Бобби платил, наверное, не меньше полутора тысяч в месяц.

Бетси открыла дверь и бросилась в мои объятия. Получилось это весьма неуклюже, поскольку она на добрых пятнадцать сантиметров выше меня. Я провела ее в квартиру и столкнулась лицом к лицу с двумя полицейскими. Копы занимали куда больше места, чем должны, по идее. Казалось, что предметы, пристегнутые к черным кожаным поясам – пистолеты, дубинки, радио и другое снаряжение полицейской службы Лос-Анджелеса, – раздувают их до нечеловеческих размеров. Они стояли на ярко-зеленом ковре, словно два быка на тесном пастбище. Я протиснулась мимо одного из объемных полицейских и усадила Бетси на светло-бежевый кожаный диван; она свернулась на нем, словно комок смятой ткани.

Я повернулась к мужчинам.

– Меня зовут Джулиет Эпплбаум. Я подруга Бетси и Бобби.

Один из полицейских – лет тридцати, недавно стриженный, так что шея и уши сразу бросались в глаза – чуть кивнул.

– Мы должны отвезти ее в участок, чтобы она дала показания.