Книга Ближний берег Нила, или Воспитание чувств - Дмитрий Вересов

— Ладно, порядки знаем.

Все запротоколировано и сфотографировано.

На откидном столике аккуратным рядком стояли многочисленные предметы, в их числе на треть опорожненная граненая бутылка виски с золотисто-бордовой этикеткой, длинная сигаретная пачка тех же тонов с латинскими буковками «Santos-Dumont», курительная трубка с чуть изогнутым черным мундштуком, два пустых стакана, два коричневых сигаретных окурка с чуть заметными пятнами розовой помады, обручальное кольцо, финка с пластмассовой наборной ручкой, полпалки твердо-копченой колбасы. Каждая вещь была упакована в полиэтиленовый пакет и снабжена биркой.

— И что? — поморщившись, спросил капитан. — Видал я все это хозяйство при первичном осмотре. Что ли, прикажешь из-за буржуйского виски Большой дом теребить? Бдительность демонстрировать? Они тебе быстро песню про коричневую пуговку напомнят. Сейчас, дорогой, не сталинское время, сейчас каждый, кто с понятием, подобное пойло хлебает невозбранно…

— Так ведь я, собственно, не это хочу показать. На полке поверх застеленного одеяла стояла продолговатая дорожная сумка ярко-красного цвета.

Федор наклонился над нею, двумя пальцами извлек еще один полиэтиленовый пакет с биркой и показал капитану. Самойлов присвистнул.

— Погоди свистеть, это, как говорили в старину, лишь первая перемена.

— Красавец! Такой и в руке подержать приятно, — Самойлов потянулся к пакету.

— Потом, капитан… Револьвер системы «наган», шестизарядный, калибр семь шестьдесят два, отечественного производства, 1930 года выпуска…

— Силен, бродяга! Уже и год вычислил.

— А как же! Особенно если вся цифирь на раме выбита. И звездочка с серпом.

Ствол заслуженный. Нутром чую — баллистика не пустая будет, где-то им уже работали.

— Блажен, кто верует… И это, говоришь, только первая перемена?

— Ага. Второй экспонат мы нашли в кармашке.

Федор вынул из сумки еще один пакет. Самойлов увидел две аккуратно упакованные пачки денег. Вид у купюр был непривычный.

— Что ли доллары? — удивленно спросил он.

— Десять тысяч.

Самойлов снова присвистнул. Федор улыбнулся.

— И это еще не главное блюдо.

— Ох, не томи…

И на Божий свет был извлечен небольшой пластмассовый кейс серого цвета. Вид у кейса был не вполне товарный — верхние половинки хитрых номерных замочков были незатейливо выломаны из пластмассового корпуса.

— Чехословацкое изделие, — заметил Федор, перехватив взгляд капитана. — С замками постарались, а корпус хлипкий.

— Не учли братцы швейки, что против лома нет приема, — согласился Самойлов.

— Лом не применялся, хватило финки, — с серьезным видом сказал Федор. — Которой сервелат резали, кстати, тоже финский.

— Красиво жить не запретишь! — Федор выразительно посмотрел на капитана, тот запнулся и поспешил внести существенную поправку:

— А красиво помирать — тем более…

— Да ты крышку-то подними, не бойся, все пальчики я уже на пленку перевел.

На этот раз Самойлов не свистнул, а только оторопело уставился на открывшееся его взору долларовое изобилие.

— Тут еще пятьдесят пять тысяч американских долларов, — с наслаждением проговорил Федор.

— Да здесь даже не в особо крупных размерах, а в особо особых… — пробормотал Самойлов. — Разное я повидал на своем сыскарском веку, но таких Рокфеллеров…

— Но и это еще не все. — Как фокусник из шляпы, Федор вытащил из сумки еще один пакет.

— Что за пластины? — спросил Самойлов.

— Клише. Для тех же долларов, кстати. — Выходит, это все фальшак, что ли?

На лице Самойлова невольно проступило разочарование.

— Ну, я в таких делах не Копенгаген, с валютчиками не работал. Кому надо — разберутся.

— Эти разберутся! — По лицу Самойлова было видно, что он очень хотел выматериться, но чудом удержался. — Ладно, по части документов есть что?

Федор вложил в руку капитана паспорт в черном чехле и заваренный в целлофан студенческий билет. Первым Самойлов раскрыл паспорт и с минуту сосредоточенно изучал его.

— А ведь похожа ксива на правильную, — задумчиво произнес он. — Только сдается мне, что из нашего терпилы такой же этнический немец, как из меня — председатель Мао.

— Уже результат. Если гражданин черно-белыми пользуется… пользовался, значит, почти наверняка по криминалу уже светился.

Самойлов раскрыл студенческий и хмыкнул.

— С такой фамилией только в малолетней колонии работать!

— А почему бы и нет? На юридический многие через учреждения попадают.

— Еще не факт, что билет подлинный. Сегодня же надо связаться с ВЮЗИ, проверить, значится ли у них такая личность… Тьфу!

На этот раз Самойлов от фольклора не удержался.

— Ты что это? — обеспокоенно спросил Федор.

— Обидно. В кои веки раз по-настоящему крутое дело намечается — и сразу отдай. Эх, чому ж я не сокил… На Литейный звонил?

— Не успел.

— Так дуй срочно, один нога тут — другой там, нам состав на перроне задерживать нельзя.

— Может, заодно и труповозку вызвать?

— Нет, Федя, сначала комитетчиков дождемся, пусть сами решают, что да как.

Ты, коли хочешь, отзвонившись, перекуси чего-нибудь, а я немного поработаю композитором.

— Оперу писать? — усмехнулся Федор.

— Ее самую. Худсовет сегодня будет строгий. Федор вышел, а Самойлов присел возле столика, расчистил место, чуть передвинув пакеты с вещественными доказательствами, достал из потрепанной кожаной папочки чистый лист бумаги и ручку за тридцать пять копеек и разборчивым почерком вывел: «19.04.1982 года в 10 часов 48 минут дежурная бригада Дзержинского райотдела УВД г. Ленинграда в составе…»

Глава перваяПсихоанализ по его превосходительству

I

— Проходите, пожалуйста, — любезно, словно доброго старого знакомого, пригласил врач. — Присаживайтесь, прошу вас.

Молодой человек, высокий и светловолосый, послушно уселся в указанное кресло возле черного полированного стола и, не отрывая взгляда от лица доктора, что-то тихо сказал.

— Извините великодушно, не расслышал…

— «Фаберже-брют», — чуть громче повторил молодой человек. — Галстук «Мсье Ги», натуральный шелк, серебряная булавка от Медичи.

— А вы того, — врач непроизвольно дотронулся до массивной серебряной булавки на шелковом перламутровом галстуке, — знаете толк…

— Вы тоже.